тяжко как еще Нуджент2 знал, оставить чистую запутань одну сочнее других соседских беспроходимых полей но пусть призрак твой не имеет печалей. Лучше всего тебе, сэр, там где ты есть, первозначенный в полноте твоего платья, кровавым орлом жилетка и всё, помня твои формы и размеры на подушке твоих чудряшек под сикаморою твоей у кельдной воды где глина с Тори3 отпугнет грызунов и бери что хочешь. Кисет, перчи, фляга, зажига, платок, кольцо и амберулла, все сокровище погребального костра, в стране душ с Гомином и Бройном Баройком и лео Лонаном и Навуходавноссэром и Гиннхиз Ханом. И мы будем приходить сюда, игроки в омбре, чтоб рыхлить твой гравий и принося тебе подарков, не так ли, Фении? И это не наша слюна что урежем мы тебя от, не так ли, друиды? Не ветхлые маленькие образочки, грязёвки и доджмаяйзы4 что покупаешь ты в гобродских лавках. Но приношенья поля. Болезный, этот доктор Фаерти, гудзнахарь, научен получшить тебя. Папася- твой выпаспорт. И мед это святейшая вещь когда-ли было, улей, соты, ушной воск, пища для славы, (смотри каб держал ты горшок иль твоя нектарная чаша может утдасться светлишком!) и козьего молока немного, сэр, как служанка тебе раньше приносила. Слава твоя распостраняется как Базилика помазань с тех пор как Финтаны Лэйлоры задудели тебя за бортницу и есть там целые хозяйства по ту сторону Ботнийцев и они обзываются вслед за тобой. Людут вечно болтать о тебе рассидясь на свиньих щечках под священной крышой древа своего. Над чашами памяти где в каждой пустоте держась по святоте, с мольбой до арендонков, в Облососевом Доме. И восторгаясь нашему супершилеллаху где пальмовый пот на небеси и есть отмета твоего мужемента. А все зубинки что Эйренейцы когда-либо жовывали и есть щепки отщепные от бруса питания. Если б тебя кутили и продули5 и кинули даже со стороны корифея кучи было это что пэддипланторы могут и придобрать изрядно и когда был ты разделан по каждому пункту пред коленками одним богиням известно ты показал нашим рабодевкам как свобо́дить было легко. Сей здорный устарый Гунн, точно будут говорить, (баше головье!) что то был сажалец для тебя, грабойник их всех. Багог но он был, Г.О.Г.! Он- мертвожество сейчас, а мы находчивеем язвы его седека но мир его огромным членам, буддоха, со всем последним лиговым его остатком, пока миллионосвечный глаз Тускара заметает Мойлеанский Мэйн. Не было там никогда воеводы в Великих Эриннах и Бретландии, нет, ни во всем Пайкском Графстве подобно тебе, говорят. Нет, ни короля ни ардороля, короля втулце, короля спелнце и короля виселнце. Что мог ты рухнуть вяз двенадцати пацанам не взять что в кольцо и подыми высоко тот камень что провалил Лиам. Кто как ни Маккалахище же повышествие наших богатств и фальшивый чувак на похоронах чтоб ско́мпасить наш общий замес?6 Если б был ты задиракой само по себе и потчидесят подобно тебе был спущен на воды все равно то что всё где было твоим подобием чтоб проложить кабель или кто был злючшим мог бы случшить Вашу Светлость? Ирлашка Мак Магнус Макколей может сподражать тебя до чистого совершенства, а Кожанец Рейнольдс пробует твое шарканье и стрижку. Но как говорит Хопкинс и Хопкинс, был ты бледным яйчуном и поцелуем разболтать. Мы звать его гиениялом Клопуховым с тех пор как отправился он Иерусалязгать в Мылой Грязии. У тебя по-бойцелочнее петух чем у Пита, Джейка и Мартина, а твой эрцгусь гусей пожнивен на День Всех Ангелов. Так пусть жрец семи червей и ошпарный чайстолник, Папа Резничий, никогда не придет в околицу тебя пока волосы твои пшеничнеют близ Лиффи что- на Небеси! Гиб, гиб, ура! Герой! Семь раз потому салютуем мы тебе! Полный мешок комплектов, соколиных перьев, ботфортов облачительно, и есть где побросал ты их в тот раз. Сердце твое находится в системе Óнаротня, а голова с гербнем- в тропике Козероссии. Ступни твои стоят в оскоплении Девы. Твой оляля звучит в краю саулов. И это так же набережно что ты родился. Шелуха твоя зудит раздуто. И этот вот тут техаский хлопок- это льняная пакля. Суглинокое скитание в Лафайете окончено. Падай в свою колею, детка! Не пребывай в беспокойстве! Главный охититель тулупов в храмовне Изоды, Тотемкамень, говорив: я знаю тебя, посульник, я знаю тебя, спасительная шлюпка. Ибо мы играли на тебе, аброминация7, кто прихож вечно непризванным, чей приход неизвестен, все вещи что компания регентов и граммареев Христпатрика заказала касаемо тъбя в вопросе труда твоего могиленья. Курган шкиперов, спой хорово!8
Все продолжает идти точно также как и шло или так нам всем это только куражится, в родной усадьбе здесь. Кашлы по всему святилищу, чтоб мне пусто брал тетушка Агриппина. Рожок на завтрак, час о'гонг на ланч и ужинный бой. Так же популярно как и когда Брюх Первый был куравлем, а члены его встречались в Питаменте Мэна. Тот же ширпомой на витрине. Письмокрекеры Якова и Вай-Какао9 Д-ра Питкина и бухой суп Исвардов вдобавок к сиропу Мотеря Чайки. Мясо упало когда Рейлли-Парсонс разьярился. С углем туго но у нас до хуя торфянника в огороде. Ячмень снова вверх, призернен к нему. Парни посешает школьные упреки прогулярно10, сэр, выговаривая бизниз11 с запойнкой и выверчивая столбицы мудипликацией. Алфавориты книг и никогда не запуская сногрушительника вслед Тому Боуи Глассарсию12 или Тимми Вздергилию13. Таиствену правда! Нет не так ли, римские паторики? Ты был гуттаперчевым предником в утро как их доставили и не быть тебе дедаком пока полностью когда бравая рука хватает что львиная знает. Кевин- всего лишь дитиот с щеками херувима, мелюя чудищ на стене, и его маленькая лампа и школьный ремень и мешок пустрюков, играя в почтальона стук14 по окрестным раскомнатам и если б сочь была молоком мог б ты ославить свою старушку радуем стебай15, блоха ради, дьяволу точно быть в этом карапузе Джерри порой, коритчатом пледбое, получая очернильный запорабок от последних из своих промываний и писывая понослов поверх своей день-розбирженской рубашки. Хетти Джейн- дитя Мэри. Она будет приходить (ибо они точно ее выеберут) в белом из золота с факелькой плюща чтоб разжечь пламя в День Благоприятия. Но Эсси Шенехан отпустила свои юбки. Ты помнишь Эсси в нашем Монастыре Луны? Они звали ее Свядской Мерри губы ее были столь румяничными и Пия де Пьюябельными когда краснокопов бунты талдылись насчет
