выхожу во двор, держась в тени, пока не слышу голоса.
У меня кровь стынет в жилах, когда я слышу голос моего отца, строгий и повелительный. Я присаживаюсь на корточки за одним из больших внедорожников, припаркованных во дворе, выглядываю из-за него и вижу, как несколько охранников моего отца вытаскивают Хосе на середину двора, прежде чем заставить его опуститься на колени в пыль.
Я вообще не должна испытывать к нему никакой симпатии. Он напал на меня, и я знаю, какие ужасные вещи он бы со мной сделал, даже если бы не отвез меня к Диего. И кто знает, что случилось бы, если бы он попытался сохранить меня для себя? Возможно, он продал бы меня другому картелю, когда я ему наскучила, или что похуже. Никто не знает, но ничего хорошего из этого не вышло бы. Он хотел причинить мне боль. Этому нет прощения, на самом деле нет. Но я знаю Хосе много лет, смеялась вместе с ним, он дразнил меня, и я дразнила в ответ, подшучивала над ним с Изабеллой и неуклюже флиртовала с ним. Я думала, что могу доверять ему. Наш отец всегда доверял ему охрану Изабеллы и меня, наших жизней, и мысль о том, что это доверие было неуместным, заставляет меня чувствовать себя больной и преданной.
Я вижу, как мой отец протягивает руку, и я прикрываю рот ладонью, когда вижу, как один из охранников протягивает ему пистолет. Он приставляет дуло к виску Хосе, и я с трудом сглатываю, видя, как Хосе вызывающе смотрит на него. Я ожидаю, что он попросит пощады, будет умолять моего отца не убивать его, но он не произносит ни слова.
— Что, — говорит мой отец убийственно тихим голосом, — заставило тебя подумать, что ты можешь поднять руки на мою дочь и это сойдет тебе с рук?
— Мой брат мертв из-за нее и ее сестры, — шипит Хосе. — Он умер, защищая твою прогнившую семью. Так что отвали, Сантьяго.
— Если ты так считаешь, тогда, я уверен, ты не будешь возражать против того, чтобы присоединиться к нему.
Когда раздается выстрел, я чуть не кричу. Широко раскрытыми от ужаса глазами я смотрю, как тело Хосе заваливается набок, падая в пыль, а мой отец возвращает пистолет, глядя вниз на безжизненное тело. Часть меня жалеет, что я это видела, а другая рада. Теперь я понимаю, насколько опасной стала ситуация. Я точно понимаю, насколько это ужасно, что сейчас я никому по-настоящему не могу доверять, кроме своей собственной семьи, и после того, что сказала моя мать, возможно, даже им.
У меня нет выбора, кроме как делать то, что сказал мне мой отец, а может быть, его никогда и не было.
Мне нужно уехать в Бостон.
4
ЛЕВИН
Путешествие в Мексику становится немного приятнее из-за того, что мы летим на частном самолете Королей который все мужчины, отправляющиеся со мной на подмогу Сантьяго, считают отличным способом подсластить сделку, частью которой они стали. Большую часть полета я уединяюсь с книгой в кресле у окна, пытаясь успокоиться до того, как мы прилетим.
Я не знаю, насколько сложно будет вытащить Елену. Это может быть так же просто, как уехать с ней после того, как я встречусь с ее отцом, или это может быть драка, в зависимости от того, какие шаги предпримет картель Гонсалес.
Сегодня я старался не думать о Лидии. Я не хочу вспоминать ночь на пляже в Мексике, волны, разбивающиеся позади нас, когда она целовала меня, стоя на песке, ощущение ее рук на мне, то, как мы оказались вместе на песке, прежде чем поняли, что делаем, и вернулись в мой отель. Это был наш первый раз, что-то, что росло и продолжало расти, искра, которая превратилась в пожар опасного желания. Я знал, чего это могло стоить нам обоим, и все равно сделал это. И если бы я знал, чем это закончится…
Когда я засыпаю в самолете, она мне снится. Ее невозможно не трогать, когда она сейчас так близко. Ее руки в моих волосах, ладони разглаживают мое лицо, ее губы жадно находят мои. Ее тело выгнулось навстречу моему, звук ее смеха звучал у меня в ушах, когда мы рухнули в постель, чувствуя себя так, словно там мы были защищены, как будто опасность не была всего в нескольких милях от меня, а где-то далеко во вселенной. Как будто только любовь может защитить нас от всего зла мира.
Я должен был знать лучше. Я знаю лучше. Даже в своих снах я знаю лучше. Я целую ее в губы, чтобы удержаться от слов, которые, я знаю, должен сказать, что она должна вернуться к Грише, что я не могу смешивать бизнес и удовольствие, что опасность, которой ее подвергает любовь ко мне, не стоит того счастья, которое это могло бы принести нам обоим. Больше всего на свете я хотел бы, чтобы за ней послали кого-то другого в тот день на вокзале, и в то же время я бы ни за что на свете этого не изменил, потому что любовь к ней изменила меня во всех отношениях, потому что только я мог бы уберечь ее, даже если с тех пор я каждый день подвергал ее опасности, желая ее.
Я вижу ее, красивую и стройную, и, на мой взгляд, самое волшебное существо, которое я когда-либо видел, когда она подходит ко мне в нашей тихой комнате в Токио, аромат цветов и свежий ветерок доносятся через открытое окно, когда ее теплая, влажная кожа прижимается к моей, когда мы укладываемся вместе на чистые белые простыни, покрытые… кровью. Так много крови. Сон темнеет, закручивается, и я стою в своем собственном доме, в своей собственной спальне, уставившись на простыни, которые должны были быть чистыми и белыми, простыни, которые она выбрала, потому что сказала, что они напоминают ей все гостиничные номера, в которых мы когда-либо занимались любовью, простыни, теперь пропитанные таким количеством крови, что я не знаю, как все это могло принадлежать одному телу.
Ее телу, лежащему передо мной, мечта, которой мы так кратко поделились, убита вместе с ней. Я не могу понять, что я вижу, эту бойню, это ужасающее зрелище всего этого, даже как человек, который видел больше ужасных вещей, больше крови, больше резни, чем кто-либо другой. Солнечный свет на ее кольце с бриллиантом, кровь на ее лице. Она прекрасна даже после смерти. Так чертовски красива, что это причиняет боль, и я подхожу к ней, тянусь к ней, потому что знаю, что очень скоро
