необъяснимых электрических разрядов между его обитателями. Каждый из сотрудников своим неслучайным путем некогда пополнил коллекцию Дворца. И вот теперь я такой же чудак, экспонат, один из них. Что стало со мной такого, раз я здесь? Это награда? А может, ловушка? Ведь Дворец чертовски умен, и кто знает, что у него на уме на самом деле?
Здесь во всем ощущалась какая-то недосказанность, словно все состояли в сговоре против меня. Впрочем, это не удивительно, так как поначалу во мне видели лишь человека Капраловой. Долгое время я вызывал серьезное подозрение — что, мол, делает этот тип в нашем захолустье? Отчего он сбежал? Такое настороженное отношение коллег будило во мне взаимную недоверчивость. Природная идиллия вокруг, усыпляя бдительность, только подливала масла в огонь. Знаете ли, светит ярко солнышко, птички поют, пахнет кедрами и доносится шум моря: вдалеке в легком мареве видно, как с обеда во Дворец беззаботно возвращается одна из его милых барышень. Вот уже за ней приятно громыхнула кряжистая дверь. Все так спокойно и прекрасно, но что за этим?
Глава IV, из которой читатель сможет узнать о бывшем начальнике методотдела и его загадочном дневнике
В то утро я чувствовал себя выжатым как лимон. Накануне до одиннадцати вечера провозился с Вандой над презентацией к совещанию. Капралова была на редкость безграмотной, и мне приходилось после нее править все документы, а во многих случаях все полностью переделывать. Но это было ничто в сравнении с отсутствием у нее способности сосредоточить свою мысль на чем-то одном. Это раздражало, равно как ее частые перерывы «на покурить» и привычка во время вечерней работы пить коньяк.
Когда я пришел, все уже работали. В отделе вкусно пахло кофе — Рита и Таня не могли без него начать свой рабочий день. Я тоже сделал себе кофе и включил компьютер. У нас бывало по-разному: иногда стоял хохот от лавины шуток, бывали жаркие споры, а бывало, как сейчас, — молчаливая напряженная работа и только клацанье клавиатур, классическая картинка для методического отдела. Накануне от Ванды пришло задание срочно переделать все программы по новой структуре. Она настращала всех выдуманными проверками, быстренько состряпала новое Положение и дала недельный срок на переделку.
Я пил кофе и рассматривал своих коллег, занятых делом.
Рита работала за компьютером всегда возвышенно-красиво. Казалось, она играет на рояле, а не печатает. Волосы забрала наверх и закрепила карандашом. Идеально прямая спина и покатые плечи делали ее в этот момент очень привлекательной и желанной. Она поднесла кружку к губам и сделала глоток. Несомненно. Рита чувствовала на себе мой взгляд, но она так и не посмотрела в мою сторону.
Таня сидела в наушниках. Может, из-за очков, но когда она работала за компьютером, особенно когда выполняла сложную или срочную работу, она была похожа на растерянную маленькую девочку. В эти минуты во мне всегда поднималась волна нежности по отношению к ней.
В углу сидел Максим Петрович. В отличие от остальных из своей ведерной кружки он всегда пил чай. Время от времени за работой он покряхтывал, покашливал — в общем, вел себя, как и подобает настоящему деду. Мой взгляд застал его за ритуальным каждодневным занятием. Максим Петрович вытащил из ящика стола толстую пластмассовую спицу, засунул ее в ухо и очень энергично принялся ковырять. В отделе уже никто на это не обращал внимания, мне же было непросто сдерживать смех, наблюдая за сей престранной процедурой.
Столы Вари и Пети находились рядом, но они держали слово, что не будут злоупотреблять этим, отвлекаясь на разговоры. По приоткрытому рту Пети я подозревал, что он серфингует в Интернете. Славный парень, но Интернет часто увлекал его в свои бесконечные дали. Надев большие наушники, он завороженно смотрел на экран, где явно была не образовательная программа. Обычно в таких случаях я спрашивал его, над чем он работает. Но сегодня решил не трогать парня, в том числе и потому, что был убежден: методист в течение рабочего дня имеет право переключать свое внимание на что-то иное, для души.
Варя же была другой. Если она и отвлекалась, то в основном, чтобы ответить на сообщение в телефоне. Она была очень педантичной в работе и всегда задавала мне множество вопросов. Она и сейчас хотела что-то спросить, но, когда наши глаза встретились, по моему виду она поняла, что лучше это сделать позже.
После выпитого кофе я постоял немного на балконе. Утро было замечательное, до обеденного зноя еще далеко.
Вернувшись на место, я принялся за месячный отчет. Примерно через полчаса мне позвонила Ванда:
— Добрый день! Как у вас дела? — прозвучал задорный женский голос.
— Спасибо. Работаем.
— Слушайте, нашим театралам завтра должны привезти новые костюмы и кое-что из бутафории. Но складывать все это уже некуда. Я хочу попросить вас организовать перевод содержимого склада методотдела в архив или на мусорку, как сочтете нужным. Спасибо. Пока.
Капралова положила трубку, не дав возможности как-то отреагировать на ее просьбу. Я знал про архив: наградная сувенирка, всякие старые бумаги и методички, но ничего не знал про склад. Максим Петрович объяснил мне, что там лежит разный хлам и что все это нужно было давным-давно выкинуть. Мне захотелось увидеть все своими глазами, я взял с собой Агарева и Порослева, и мы спустились вниз.
Склад находился на цокольном этаже. Может быть, все дело было в освещении. Сквозь маленькие окошки-бойницы, завешанные коричневым тюлем, светило яркое солнце. Оно не топило пространство, а высвечивало комнату желто-коричневыми лучами. Наверняка в этом крылась определенная причина того, почему увиденное оказало на меня столь глубокое впечатление.
Я ожидал увидеть все что угодно, кроме того, что открылось передо мной. На атрибуты методического отдела нисколько не похоже — престранная коллекция, которая на какое-то время парализовала мое внимание. И я, признаться, больше удивился не хранившимся здесь предметам, а тому завораживающему эффекту, который эта коллекция на меня произвела.
Старые автомобильные и авиационные приборные панели: спидометры, счетчики с помутневшими стеклами; полинявшие стрелки циферблатов с наполовину выцветшими цифрами и шкалами. Настоящее сокровище! Можно было часами разглядывать все эти индикаторы, переключатели и кнопки, нежно касаясь их время от времени. За всем этим ощущалась история, требующая большого уважения.
Здесь же хранилась коллекция механических наручных часов. С каким-то особым, вдруг проснувшимся трепетом я рассматривал их. Задержался взглядом на одном экземпляре. Псевдопозолоченное напыление приятно поблекло, стекло местами навечно запотело, а календарь давно не листал даты. Я не знаю, когда они
