сок. — Знаю, что ты не любишь…
— Это лишнее, — я повела плечом от фантомной боли, стоило только представить прикосновение.
Никто не сможет приблизиться ко мне без моего согласия. Во мне спрятана вечная мерзлота, что очень не любит, когда на нее посягают. Это не болезнь — это магическое влияние, здесь сомнений нет. Патроун подозревал, что моя холодность и бесчувственность — следствие сильного вмешательства. Только откуда такой блок во мне, ректор так и не определил. Среди попаданок я — брак, который невозможно изучить. Ис-тэ понимал, что не гожусь я для программы распределения, потому не настаивал на выборе и разрешил не снимать артефакт во время бала, лишь попросил поприсутствовать на танцах и послушать его речь. Я ведь не сумею быть покорной и хорошей женой, если меня вдруг выберут. Ректор это осознавал, поэтому послабил мое условие, хотя совет мастеров академии был против. Но я даже прислугой не сгожусь, потому что если прикоснусь к хозяину, ибо сгорю от боли, либо убью его, поэтому маги все-таки согласились меня не трогать.
Я тряхнула головой, прогоняя тягучие мысли, и повернулась к танцующим. Что-то слабо потянуло в груди, рассыпая по плечам мелкие мурашки, а правая кисть, где под рукавом прятался старый шрам, вдруг неприятно зачесалась. Я перекрутила пальцы, чтобы унять жжение. Хотела использовать магию, но вспомнила, что на балу это запрещено. Перетерплю.
— Ты хорошая, Любава, — с грустью сказала Глория, все еще маясь около меня. — Что-то мешает тебе быть открытой, но ты добрая. Знаю. И чувствую.
Рыжая по основному таланту менталист, но я все равно никогда не верила ее комплиментам. Слишком все это странно. Как можно сказать, что ты чувствуешь кого-то добрым или злым? Как определить, что человек хороший или плохой? Разве срединных понятий не бывает?
Так и магия. Она или есть, или нет. Нельзя представить или поверить, что вода замерзла, если она горячая. Чтобы изменить состояние жидкости придется прочитать заклинание, направить силу из эссахи и сначала охладить влагу, а потом превратить ее в твердь.
— Беги, — вымучив улыбку, я кивнула в сторону портала. Пусть уходит уже. Может, я и открывалась бы другим, если бы не эта, сводящая с ума, боль. Сейчас внимание толстушки жутко утомляло.
Глория подступила ко мне, но на мой прищуренный взгляд острее ножа попятилась и убежала прочь.
— Не скучай, Любава, — вылетел из толпы ее веселый голосок.
Почему-то я смотрела соседке вслед и не могла отвести взгляда от мешковатой юбки. Та долго мелькала между другими нарядами, пока не остановилась около прибывшей колесницы.
Вытянутая громадина, упираясь на две длинные лапы, напоминающие ножи — только повернутые плашмя, замерла у портала, как инородное нечто, не вписывающееся в пейзаж Агоса и архитектуру академии. Две железные лошади в упряжке взбивали льдистую землю, рассыпая в стороны искры снега. Животные были ненастоящими. Огромные механизмы, больше человека раза в три, от которых веяло несокрушимой мощью.
Возле диковинной машины шумела толпа, в основном девушки. Они неприятно хихикали и, прикрывая ладошками губы, поглядывали из-под ресниц на прибывшего гостя, словно перед ними не меньше, чем божество. Было ощущение, что им уже гарантировано обещали выгодное место в роскошном замке принца. Или графа. Или лорда. Да хотя бы господина, продающего зерно или ткани.
Я ступила ближе. Немножечко. Не знаю, зачем, просто делать было нечего, вот и полюбопытствовала. Дернула же меня тьма!
Среди красоток нашего курса, как гусь среди гусынь, возвышался молодой мужчина, не старше тридцати оборотов. Он стоял ко мне спиной. Длинные черные волосы были заплетены в косу и касались поясницы, а дерзкий, закрученный хвостик лежал на крепких ягодицах. Никогда не видела таких длинных волос у мужчин, разве что у глубоких старцев, как ис-тэ Патроун.
Разглядывая крупные плечи приезжего, изучила мудреную вышивку на его мундире. Что-то в этих узорах почудилось знакомое — это встревожило, отчего я еще приблизилась. Опустила взгляд ниже — черная ткань брюк облегала крепкие бедра и подтягивала длинные, мускулистые ноги, белые сапоги до колен с пестрым тиснением стучали каблуками по камню, высекая искры от каждого движения мужчины.
Странное ощущение неправильности закололо в груди. Я приложила руку к амулету на ключице и одними губами прочитала «сейваша». Это снимет острую боль на несколько минут и усилит действие артефакта, если вдруг что-то пойдет не так.
Толпа качалась и пугала, угрожая придавить. Мне лучше спрятаться сейчас, не то худо будет.
Выбрав момент, пока студенты скопились в одном месте и заняты разглядыванием богатого гостя, я шагнула в сторону, ближе к колоннам. Смотреть, как девушки выплясывают вокруг заносчивого павлина, который может их выбрать, мне было глубоко неприятно. Зачем так унижаться? Эти вельможи приезжают в академию за товаром и платят за нас очень много, потому простых смертных и бедняков среди них не увидеть, но некоторые особо отличались пафосом, как этот… на железных лошадях.
Когда я отвернулась от неприятного созерцания длинноволосого богача, в меня неожиданно влетел высокий и широкоплечий парень с курса боевиков, а с ним Лефрия, сокурсница, — алые щечки, пухлые губки и волосы чернее ночи. От грубых рук мага, что отодвинул меня в сторону, позвоночник прошило стрелой боли. Амулет обычно сдерживал прикосновения, но сегодня я погибала. Не устояв от шока, упала навзничь на камень площади, и белое небо Криты рухнуло на голову.
Взорвался хохот. В ушах загремело, в груди скрутилась ядовитая мерзлая змея.
Задыхаясь, я с большим трудом встала на четвереньки. Добавив «сейваша» несколько раз, стиснула ледяными пальцами амулет, да только легче не стало, камень не принимал мою магию. В глазах потемнело, а к горлу подступила знакомая тошнота. Если сорвусь в темень, случится непоправимое — я себя раскрою. Я должна уйти из толпы. Должна…
Звонкий смех прервался, и перед лицом появилась большая мужская ладонь. Крепкое предплечье, что спрятано под плотной синей тканью и украшено дорогими камнями белых и серебристых цветов, переходило в большие плечи. Я зыркнула на руку, что оказалась в опасной близости. Крупные пальцы, выраженные фаланги, ровные косточки. Кожа темно-карамельная, смуглая.
Шарахнулась поздно. Мужчина коснулся моей ладони, от этого словно огненные росчерки пошли по венам, наши руки подсветились яркими сине-серебристыми разломами и запульсировали, сплетаясь.
Отстраниться не смогла. Казалось, в одну секунду во мне лопнули все капилляры и порвались мышцы.
У нового гостя были темные глаза, а в глубине зрачков вертелась живая искра, будто фитилек.
— Дай руку. — Мягкий голос толкнулся в лицо, окатив теплым воздухом. — Я помогу.
— Спасибо, не нужно. — Я помотала головой и через боль
