похлопывает, после чего я слышу удаляющиеся шаги.
— О чем вы говорили? — Марк смотрит мне за спину.
— Какое тебе дело? — огрызаюсь, чувствуя лаву злости, которая проносится по венам. — Ты уже отчетливо показал свое отношение ко мне.
Не знаю, чувствует ли Маришка мое состояние, но не проходит и мгновения, как она начинает хныкать. Я еще секунду, смотрю на мужа, пытаясь показать, что на самом деле испытываю к нему. Задерживаю взгляд на отроившейся щетине, после чего поджимаю губы и разворачиваюсь к коляске. Обхожу ее, достаю дочку и прижимаю к своей груди. Маришка, к сожалению, не успокаивается.
Наоборот, начинает плакать сильнее. Люди, идущие по коридору и выходящие из кабинетов, оборачиваются, смотрят на нас.
— Ну что ты, малышка. Чего ты разревелась? — похлопывая дочурку по спине. — Чуть отстраняю от себя, заглядываю в глазки, которые наполнены слезами, и улыбаюсь. — Все хорошо, мама рядом, — ласково бормочу, но не помогает.
— Дай ее мне, — муж сокращает расстояние между нами и протягивает руки. Инстинктивно отводу Маришку подальше от него.
Вчерашние угрозы Марка еще живы в моей памяти. Страх, что он может отнять у меня дочь, вспыхивает с новой силой. Сердце заходится в груди, а мышцы деревенеют.
Марк тяжело вздыхает.
— Ты совсем мне не доверяешь, да? — подходит ближе и кладет ладонь на спинку Маришки, чуть выше моих рук.
Малышка моментально затихает, после чего вертится в моих руках и тянется к отцу. Сердце пропускает удар, когда я вижу эту картину. Становится настолько больно, что сделать вдох не получается без рези в груди. Хочется закричать: “На что ты променял нашу семью? Мою любовь? Любовь нашей дочери?”, но прикусываю язык.
Прошли все сутки, а я так устала, что валюсь с ног. Не будь у меня Маришки, я точно забилась в какой-нибудь угол и позволила себе разрыдаться вдоволь, а так приходится держаться хоть и из последних сил.
Маришка начинает вырываться из моих рук, дергается, крутится. Она такая резвая, что у меня едва получается удержать ее. Слезки снова наполняют глазки малышки, тихие всхлипы слетают с ее губок.
Поэтому мне ничего не остается, кроме как передать Маришку отцу с тихими словами:
— После всего ты еще о доверии спрашиваешь? — отворачиваюсь.
Видеть, как Маришка тянется к отцу жутко больно. Но оттого, что малышка замолкает перейдя на руки к отцу, невозможно скрыться. Тру грудь, чтобы хоть как-то унять огонь внутри.
— Инга, ты не хочешь объяснить, наконец, что произошло? — спокойный голос мужа достигает глубин моего сознания и взывает к яростной части, которую я всеми силами старалась сдержать.
Глубоко вздыхаю, но не помогает успокоиться. Впиваюсь в мужа гневным взглядом, и тут же приходится справляться с ноющей болью в сердце, видя, как Маришка кладет головку на плечо мужа и больше не плачет.
— Неужели ли ты снизошел до объяснений? — язвительность так и прет из меня. — А как же твоя работа?
— Не паясничай, — осекает меня муж, чем злит еще больше.
Сжимаю пальцы в кулаки.
— Ты не имеешь права указывать, что мне делать! — цежу сквозь стиснутые зубы. — После увиденного мною, скажи спасибо, что я вообще с тобой говорю, — кривлюсь в отвращении.
Видео словно снова начинает проигрываться у меня в голове. Мне приходится зажмуриться изо всех сил, чтобы перед глазами заплясали звезды и стерли эти отвратительные картинки.
— Инга ты можешь мне нормально сказать, что ты видела?! — Марк старается не повышать голос, но видно, что сдерживается.
— Я тебе вчера уже сказала! — возмущенно выпаливаю. — Но ты выставил меня за дверь!
Марк опасно сужает глаза, шумно выдыхает.
— Та-а-ак, — одним движением хватает меня за запястье и куда-то тащит.
Я, не успев сориентироваться, делаю пару шагов, после чего торможу пятками о пол.
— Пусти меня, — шиплю на мужа.
Но он не реагирует, даже мое сопротивление его не волнует, он просто сильнее дергает меня. Я спотыкаюсь и едва не лечу на пол. Лишь бы не упасть приходится сделать пару широких шагов вперед, чтобы восстановить равновесие. Вот только небольшой заминки мужу хватает, чтобы затащить меня в мой же кабинет. Отпускает мою руку, после этого он просто захлопывает дверь и закрывает ее собой. Мне же приходится развернуться, чтобы заглянуть в когда-то любимое, а сейчас ненавистное лицо.
Марк же как оставался сдержанным, полностью контролирующим свои эмоции, так и остается.
— Объясняй! — приказывает, при этом нежно поглаживает спинку дочери.
— В таком тоне будешь разговаривать со своими бабами, — обхватываю саднящее запястье и потираю его.
— Какими еще бабами? — цедит Марк сквозь стиснутые зубы, в его глазах появляется гневный огонек.
— Которых трахал на видео, — взмахиваю руками.
— Какое еще видео? — хмурится Марк.
— Вот это, — разворачиваюсь, иду к своему столу, поворачиваю ноутбук, тянусь к флешке и… не нахожу ее.
Застываю на мгновение. Наклоняюсь над столом. Смотрю на пустое отделение и не верю своим глазам. Пусто.
А где?
Тяжело сглатываю.
Неужели… Марк ее забрал?
Глава 11
Трусики! Точно! Я же их на стол бросила. Они должны быть еще тут. Должны…
Быстрым взглядом пробегаюсь по столешнице. Ничего не нахожу. Огибаю стол, отодвигаю кресло на колесиках — оно врезается в стену, присаживаюсь на корточки. Тут тоже нет. Только бумажный конверт валяется в мусорной корзине — а я его туда не бросала! Достаю, открываю, оборачиваю, чтобы вытряхнуть содержимое — пусто. Поднимаю ноутбук, роюсь в бумагах. Бесполезно.
Я так концентрируюсь на поисках, что не слышу, как Марк подходит к столу. Поэтому вздрагиваю, когда вижу, что он занимает место для посетителей, после чего садит на колени Маришку. Отшагиваю назад, впиваюсь в мужа яростным взглядом, пока наша дочка играет с пуговицами на рубашке отца.
— Инга, может, хватит? — вздыхает Марк, откидываясь на спинку кресла.
— Ты забрал флешку, да? — цежу сквозь стиснутые челюсти.
Упираясь ладонями в столешницу, нависаю над ней. Смотрю мужу прямо в глаза, стараясь поймать там хотя бы отражение чувств. Но Марк нацепил на себя безэмоциональную маску — на его лице даже мускул не дергается.
— Я не понимаю, о какой флешке ты говоришь, — муж едва заметно приподнимает бровь.
— О той, где было видео, на котором ты развлекаешься у себя в кабинете с двумя девушками, — все внутри сводит от отвращения, горло сжимается, но я все равно выдавливаю из себя слова.
Марк чуть склоняет голову набок. С минуту сверлит меня напряженным взглядом. После чего криво и как-то горько усмехается.
— Я так понимаю, тебе бесполезно что-то доказывать, да? Ты все равно обвинишь меня во всех грехах? — уголок губ ползет
