расслабляюсь…
Смотрю порнографические журналы…
И тут кто-то в дверь стучится,
Я всё убрал со стола:
— Войдите.
Входит эта самая Вера
И говорит:
— Я к вам с телеграммой от Брежнева.
Он даёт вам срочное задание,
Вот, сами почитайте:
«Поднять выплавку чугуна и стали
И наделать побольше снарядов
Для будущей войны с Китаем».
Протягивает мне её, через стол, наклоняется.
А сиськи её… чуть на стол не вываливаются.
Как я увидел я её сиськи
Так Брежнев у меня из головы и вылетел,
Вместе со своей телеграммой.
«Какой чугун, какие снаряды,
Когда такие сиськи перед глазами?»
Да ещё, от такой картины…
«Товарищ», мой проснулся и зашевелился,
Видать, как матёрый зверь, почувствовал добычу.
Забыл я сразу, что человек партийный,
Что чту устав и дисциплину.
И думаю: «Как бы вдуть этой Вере
Чтоб у неё там всё заскрипело?»
Меня, Ваня, этим органом Бог не обидел.
И я уже предвидел
Все её стоны восторга…
В молодости… будучи ещё пацаном зелёным,
Бабы мне прохожу не давали,
Как про «его» размер прознали.
Потому что их мужики алкаши и пьяницы,
А я был мальчонка справный.
Мороженное мне потом покупали
И просили чтоб я маме ничего не рассказывал.
Ну, я значит… жил и радовался.
Вот так и происходило моё возмужание,
А потом: комсомол, флот, Партия.
Вот и вся моя биография.
Так вот, Ваня,
А потом мне и говорит, эта зараза:
— Как от вас вкусно пахнет!
А я ей в тему, сдуру:
— Будешь?
А она:
— Просьба начальника — приказ для подчинённого.
Я подумал: «Какой приказ… о чём это она?».
А она уже за стол уселась!
И смотрит на меня, знаешь, так, кокетливо.
Я сазу забыл где мы:
В Горкоме или в борделе?
Что ж делать нечего,
Сам дурак предложил.
Теперь уж «заднюю» не включить.
Это не по-мужски.
Достал бутылку «Наполеона»,
Открыл банку с зелёным горошком.
Разлил по рюмкам…
Сидим культурно, смакуем.
— Петрович, мы так только пачкаем губы, –
«О чём это она?», — думаю. –
Рюмки придумали французы.
Типа: мы нация культурная.
А сами жрут лягушек!
У тебя есть кружки,
Или стаканы?
А то я вкуса напитка не понимаю.
И вот: бутылку допивая.
Она уже «хорошая такая»…
Говорит:
— Предлагаю тост,
Выпьем за любовь!
Давай, Петрович, на брудершафт.
Сегодня добрая я.
Я не халявщица, какая ни будь,
Я тебе за «Наполеон» полюблю.
Допила, значит, стакан.
И поцеловала меня,
В засос…
Чуть не слетели у меня коронки с зубов.
И говорит:
— Я сейчас…
И расстёгнула, на кофточке пуговицы, до пупа.
А потом:
— Полежать мне, что-то, хочется.
Ты проводи меня до дивана, Петрович.
Сегодня я добрая.
И разлеглась на моём диване,
Вся аппетитная такая…
Ляхи, свои, по сторонам развела
И говорит:
— Петрович, жду тебя.
Я как увидел её ляхи,
Чулками обтянутые.
Клянусь тебе, Ваня,
Меня, как будто, обухом по голове ударили.
Как будто я раньше бабьих ляжек не видел.
Вон, у моей Нюрки такие же.
Или на пляже,
Пожалуйста любуйся, бабам не жалко.
Но там это всё воспринимается по-иному,
По-другому, что ли…
Там это норма.
А в моей ситуации
Вся эта картина выглядела совсем иначе…
Тут,
Как будто
Перед тобою
Запретный плод.
И тебе нельзя!
Но…
Очень хочется сорвать его.
Ведь нам всегда, Ваня,
Хочется сорвать запретный плод.
Уж так устроен человеческий мозг,
Не я один такой,
Чтобы потом вкусить его.
Чтобы им полакомиться,
Насладится…
Ведь раз живём в жизни.
А он тебя к себе всё манит и манит.
— Возьми меня, — к тебе взывает.
И ты «натиску» его уступаешь.
И вот тебе уже крышу срывает,
А в след за ней ты его срываешь.
А дальше…
Да тебе плевать, что будет дальше!
Главное, что ты им теперь обладаешь.
И вот ты, уже, зубы свои в него вонзаешь,
Сок и плоть его вкушаешь.
И жизнь «бить ключом» начинает!
А потом… вместе с ним, погибаешь.
Вот, что было со мною, Ваня.
А я слушаю Петровича и удивляюсь:
Как он всё ладно излагает!
Как это у него получается?
Прямо, как у маститого писателя,
Как у Мопасcана.
Слова, к друг другу,
Ладно ложатся.
И вот, уже, перед глазами
Вся эта «картина» разворачивается,
Картина его грехопадения…
А что на это сказал бы Брежнев?
Если один из членов Партии,
Которую он возглавляет,
Другого члена Партии трахнул?
В своём кабинете,
Да ещё в рабочее время?
Забыв о партийном билете,
Партийной дисциплине,
Распивая алкогольные напитки?
В место того чтобы изучать труды Ленина и Маркса.
А потом их учение нести в массы.
Чтобы сказал товарищ Суслов,
Который у Брежнева в подручных?
Нашей Партии великий идеолог.
Который знает, как нам коммунизм построить.
А вот у товарища Суслова
Точно бы, «уши в трубочку свернулись!»
Не смог бы пережить такого Кащей
Когда плюют на Партийный билет.
А товарищ Сталин?
Ну, тут как раз всё ясно.
А может быть он пришит книжки,
Под каким ни будь псевдонимом?
Наверное он так поднаторел на собраниях,
Когда нес пургу массам.
Складно у него получается
И про Партию и про ляжки.
— Ещё по одной, что ли?
— Не откажусь, Петрович.
— А дальше… а дальше было всё, как в тумане,
Каюсь…
Вот такие дела, Ваня,
Надеюсь ты понимаешь меня,
Как мужик мужика.
И дело у нас пошло.
Значит, раздел я её
До самых трусов.
А когда трусы с неё стал стаскивать,
Такие красивые, иностранные.
Подарок нашим дамам
От британской делегации.
От британских коммунистов.
«Нате, — мол, — носите».
Все в кружевах
И духами пахнут.
У нас такие не выпускают,
Партия не уделяет этому вопросу должного внимания.
Ведь для нас что, Ваня, главное?
Выплавка чугуна и стали.
И чтоб было побольше снарядов в запасе.
Так ведь, Ваня?
Да ещё и с дырочками!
«Нахрена?», — я подумал,
А потом пришёл к выводу,
Что это для вентиляции!
Чтобы этот самый орган, значит,
Не потел и не пахнул.
А как по мне, Ваня,
Я так понимаю:
Какая разница, что на жопу натягивать?
Ты же в них по улице не ходишь,
Чтобы народ любовался тобою?
Пусть баба, хоть, в мешке от картошки ходит,
Лишь бы человек был хороший.
Ну, да ладно.
Давай ещё по маленькой.
Тут она мне и заявляет:
— Петрович, у тебя «Наполеон» остался?
Вкусный зараза.
Ведь он полезен для здоровья,
Особенно для печени и мозга.
Ты в курсе,
