глубокий вдох и заставил себя перейти к следующему шагу.
И пригласил ее на медленный танец. Только вот мой язык меня подвел.
Я пригласил ее на медлянец.
– Все прошло не так уж и плохо, – смеется Фелипе. – Это было легендарно.
– Точно. Легендарно, – закатываю я глаза.
Настолько легендарно, что медлянец вошел в наш обиход. Конечно же, слово в основном употребляли самые популярные парни. Они пополнили словарный запас гибридами вроде «медлятично» и «медлянизировать». Однажды я услышал это из уст чьей-то мамы. Да что уж там, ребята из нашей школы даже составили петицию, требуя назвать следующую встречу выпускников «Ночь медлянцев», и были весьма разочарованы, когда старшие классы настояли на своем варианте.
– Слушай, – настаивает Фелипе, – если это был самый неловкий момент в твоей жизни…
– О нет.
Самый неловкий момент в моей жизни был, когда я назвал бывшего президента Картера членовредителем.
Нужно срочно сменить тему.
– Кстати, не хочешь ли ты прийти сегодня вечером на невероятно скучный обед, который мы проводим в рамках избирательной кампании?
– Ого. Восхитительная рекомендация. Невероятно скучный…
– Я сказал «невероятно скучный»? Это ошибка, я хотел сказать «роскошный». Невероятно роскошный, интересный и… невероятно роскошно-интересный.
– Ни за что. У Нолана сегодня тоже выходной, поэтому мы собираемся смотреть вторую часть «Принца на Рождество».
– На дворе июнь.
– В Алдовии всегда Рождество.
Я его понимаю. Фелипе все лето работает: обзванивает всех желающих купить замороженный йогурт в «Минчи». Ему нужны деньги для колледжа. Точнее, саму учебу должна покрыть стипендия от Общества поддержки одаренных людей, он подходит под их требования, но он успел уже подумать о том, сколько уйдет на книги и оплату проживания, поэтому берет столько смен, сколько может. Нолан, его парень, тоже много работает. В результате они все лето почти не видятся. Я, например, ни за что не пошел бы на сегодняшний ужин, если бы мог вместо него провести время со своей девушкой. Гейбу повезло, что девушки в моем мире не встречаются.
Фелипе пожимает плечами.
– Может, Дрю с тобой пойдет?
– Не-а. Не стоит особенно на это рассчитывать, – говорю я, оглядываясь на ворота. Дрю по-прежнему стоит там, оживленно беседуя о чем-то с раскрасневшейся девчонкой. У нее светлые волосы, собранные в неаккуратный пучок. – К тому же это ужин в поддержку Россума.
– Ясно, – кивает Фелипе. – Я понял.
Дрю моя работа в избирательном штабе дается непросто. Сам он не консерватор. В отличие от родителей – у них даже стоит знак в поддержку Ньютона во дворе. С тех пор как я затащил Дрю в штаб-квартиру и всучил ему стопку открыток с надписью «Голосуйте за Россума», он ходит по тонкому льду. Его родители нашли открытки в боковом кармане на дверце машины и… не слишком хорошо это приняли.
– Даже не знаю, стоит ли его звать.
Дрю улыбается девчонке, отбивает пятюню и бежит к нам.
Спустя пару секунд он уже плюхается на землю рядом с Фелипе.
– Значит, так. Я идиот.
– Да мы знаем. – Фелипе похлопывает его по руке с притворным сочувствием.
– Нет, я серьезно. Мы сейчас поболтали с подружкой Бет, Аннабель, и она мне все объяснила. Бет по четвергам работает в «Прыжке». Они открываются в десять, поэтому ей нужно приезжать туда к девяти. Так что на тренировки она приходит, просто уходит в восемь. Мы разминулись.
– Я вообще ничего не понял. Ничегошеньки, – зевает Фелипе.
– По-моему, в «Прыжок» еще и пройти можно, только если у тебя дети есть. Так что, мои чуваки, мы сегодня в пролете.
– «Прыжок»… – медленно повторяю я.
И тут все встает на свои места. «Прыжок». Вот почему та девушка из «Таргета» показалась мне знакомой. Мы не просто встречались раньше. Я с ней половину детства провел!
Майя Риман. Я не видел ее уже лет десять.
Но она почти не изменилась. Те же волнистые волосы, огромные глаза и – готов поспорить – ямочка на щеке, которая появляется, когда она говорит. Майя всегда была похожа на более загорелую и темноволосую версию Белль из «Красавицы и чудовища». Только внешне, по характеру она как Мулан. Очень крутая, всегда уверенная в себе. Всегда залезала на все, на всем успевала прокатиться и за всех заступиться. Клянусь, когда мы вместе бегали по «Прыжку» или по парку, даже я чувствовал себя храбрым. Да, из нас двоих она была диснеевской принцессой, а я – ее домашней зверушкой, но мне это даже нравилось. Принцем мне все равно быть никогда не хотелось.
Поверить не могу, что вчера видел Майю Риман. Настоящую взрослую Майю Риман. Мы одного возраста, даже месяца разницы нет, поэтому ей сейчас тоже семнадцать. Просто мой мозг не в состоянии осознать, сколько времени прошло. Я словно в будущее заглянул.
Нужно было заговорить с ней.
Вот только… ну да. Я был слишком занят тем, что крушил стенд с танжело, которые разлетелись по всему отделу.
Прямо у нее на глазах.
Потому что я – такой. Ох, все больнее и больнее.
Глава четвертая. Майя
Еще двадцать минут до захода солнца, когда я смогу наконец закончить пост и съесть хрустящую жареную самосу. Хотя, честно говоря, я съела бы вообще все, что лежит на столе, включая фруктовый салат с зелеными яблоками и размокшие сдобные пышки тети Самры. Еды к ужину приготовили столько, что пышки пришлось поставить на столик для покера, рядом с бутылками воды: туда ставят все лишние тарелки. Я проскальзываю мимо двух играющих в салки малышей, обхожу мужчину, который ставит дополнительные складные стулья, и ненавязчиво занимаю стратегическую позицию у тарелок и вилок. Кто-то же должен быть первым в очереди, верно?
Осмотрев спортзал при мечети, я снова поражаюсь тому, сколько народу собралось здесь сегодня. Во время Рамадана здесь всегда тесно, но сегодняшний ифтар мы проводим вместе с Межконфессиональным союзом Атланты, поэтому гостей так много, что кажется, мы тут все ждем появления Тейлор Свифт, которая даст импровизированный концерт. Возле чаши с пуншем сгрудились пастор Джонс, рабби Левинсон и имам Джексон. До меня то и дело долетают обрывки их разговора: «Слабая защита», «Они пользуются нашими ошибками», – и я понимаю, что они обсуждают летнюю баскетбольную лигу. Классика. Мама стоит у входа в окружении друзей. Они болтают и стараются не выдавать волнения, но то и дело вытягивают шеи и выглядывают наружу, проверяя, не прибыл ли особый гость вечера. Мама сегодня так рассеянна, что даже не напомнила мне надеть шальвар-камиз, который бабушка прислала мне почтой из Калифорнии. Я обошлась джинсами, полосатой кофтой с длинным рукавом и любимым розовым шарфом, который намотала вокруг шеи как снуд. В другой ситуации я бы отметила эту свою маленькую победу, но я знаю, почему она не заметила мою одежду, и радоваться тут нечему.
Я ждала возможности прийти сюда сегодня. Имам Джексон, конечно, будет занят, но я надеялась поймать его и поговорить о том, что происходит в моей семье, хотя бы недолго. Или – если не получится – просто перевести дух: он словно излучает какое-то умиротворение. Но в спортзале, который забит людьми настолько, что все это напоминает собрание школьников, сложновато почувствовать покой или вдохновение. Представители мечети пригласили на ужин обоих кандидатов, но Ньютон даже не ответил на письмо. Может, и к лучшему: тут все стены украшены постерами избирательной кампании с надписями «9 ИЮЛЯ! ЗА РОССУМА ГОРОЙ – ОН КРУТОЙ!».
Отлично позволяет погрузиться в нужное для Рамадана настроение.
Не поймите меня неправильно: против Россума я ничего не имею. Но он всего лишь очередной белый парень, который баллотируется в сенат Джорджии. Чему тут так уж радоваться?
Я снова смотрю на часы над входом. Все еще двадцать минут? Они сломаны, наверное. В кармане жужжит телефон.
Сара: Во вторник я сижу с Лиззи, а мама Чарли попросила быть у них как раз в это время. Он просто обожает Элмо, вам будет о чем поговорить.
Майя: Хм, по-моему, из нас двоих это ты любишь Элмо!
Сара: А-ха-ха! Ладно, будем считать, мы любим его одинаково. Что думаешь, сможешь меня подменить?
