— Ты пожалеешь, что ослушался меня, — сказал он. — И ты пожалеешь, что женился на женщине, которая умеет читать. Я не желаю с тобой разговаривать, пока ты не придешь и не попросишь у меня прощения.
Четыре месяца спустя, когда Катарина внезапно умерла от лихорадки, они разговаривали в последний раз.
— Слава Господу, с этим покончено, — сказал Мигелю отец после похорон. — Теперь мы можем женить тебя на ком-нибудь, кто принесет семье что-нибудь хорошее.
Через две недели Мигель сел на борт корабля, направлявшегося в Соединенные провинции.
Пока Мигель осваивался в Амстердаме, его отец и брат продолжали заниматься экспортом вина, фиников и соли, а потом инквизиция арестовала старшего Лиенсо, и все было кончено. По португальским законам Церковь имела право конфисковать имущество обвиненного инквизицией, поэтому жертвами часто становились богатые купцы. После того как отец Мигеля внезапно скончался во время допроса, его обвинили посмертно — и семейное предприятие прекратило свое существование. Даниель сохранил какие-то крохи имущества, записанного на его имя, и ему ничего не оставалось, как покинуть Лиссабон, последовать за братом и другими тайными иудеями, массово уезжавшими в Амстердам.
Маамад приветливо встретил Мигеля, когда тот приехал в Амстердам; наставники помогли ему прочнее овладеть священным языком, обучили его службе и объяснили праздники. Несмотря на горе утраты Катарины, эти первые несколько недель были наполнены волнующими и интересными событиями. И хотя он предпочел поскорее забыть свое обрезание, даже это кровавое событие по-хорошему волновало. Однако очень скоро он обнаружил, что помощь совета имеет свою цену. Парнассы — люди, из которых состоял маамад, — контролировали абсолютно все, и члены общины либо должны были подчиниться их закону, либо их изгоняли.
Через два дня после встречи с Гертрудой Мигель пришел на занятие по изучению Торы в синагогу Талмуд-Тора. Здесь маамад выступал во всем блеске. Разные учебные группы постоянно встречались в уединенных кабинетах под крышей синагоги. Евреи, недавно бежавшие из Иберии и спасшиеся от инквизиции, ничего не знавшие о своей вере, кроме того что она была у них в крови, учились, как себя вести, как молиться, как жить по еврейским правилам. В другом кабинете собирались мудрецы, хахамы, спорившие по поводу таких тонкостей Талмуда, которые Мигелю никогда было не постичь. Он входил в группу людей, которые, как и он, приехали несколько лет назад, но желали приобщиться к религии своих предков. Они читали на древнееврейском еженедельные отрывки из Торы, пытаясь понять их смысл, а хахам-наставник давал пояснения к Талмуду.
Мигель любил эти занятия. Он ждал их всю неделю. У него не было возможности читать Тору дома так часто, как ему хотелось бы, он даже пытался посещать занятия рано утром хотя бы один или два раза в неделю. То время, что у него было, он не всегда использовал мудро. Поэтому такие занятия имели двойную ценность. На короткое время он мог забыть о неминуемом наступлении расчетного дня и о том, что купленные сгоряча фьючерсы на бренди только усугубят безнадежность его долгов.
В коридоре синагоги Талмуд-Тора после занятия Мигель остановился со своим другом Исайей Нунесом, чтобы продолжить дебаты по поводу интерпретации особенно трудного грамматического оборота. Нунес в основном торговал с Левантом, но в последнее время занялся импортом португальских вин. Продегустировав перед занятием чересчур много образцов, он спорил на повышенных тонах. Его голос отражался от высоких сводов почти пустой синагоги, когда они медленно шли к выходу.
Нунес был крупным мужчиной, дородным, но не толстым. Ему не было еще тридцати, а он уже завоевал авторитет в области торговли с Левантом. Мигелю нравился молодой торговец, однако есть предел симпатии, которую может испытывать вдовец и почти банкрот к человеку молодому и преуспевающему. Нунесу везло с прибыльными сделками, он делал осторожные инвестиции, получая неприлично высокую прибыль, у него была красивая и покорная жена, родившая ему двоих сыновей. Но невзирая на свой успех, Нунес был не способен получать удовольствие от того, что он делал. Когда он рос, его родственники один за другим попали в руки инквизиции, и его обуяла тревога. Он считал, что его успех — только иллюзия, игры дьявола, цель которых — вселить в него большие надежды, чтобы потом уничтожить их.
Они шли в потемках, так как в общей зале горело лишь несколько свечей. Нунес был увлечен своими разглагольствованиями, половина из которых была полной чушью. Он приводил доводы, менял позицию, извинялся за путаницу и потом требовал, чтобы Мигель с ним соглашался. Вдруг он остановился и согнулся.
— Черт, я сломал палец на ноге! — закричал он. Как большинство евреев из Португалии, он бранился как католик. — Мигель, помоги мне!
Мигель нагнулся, чтобы помочь приятелю.
— Ну, пропойца, и обо что ты умудрился удариться?
— Ни обо что, — прошептал Нунес. — Это уловка. Ты что, не понял?
— Нет.
— Тогда, полагаю, я придумал неплохую уловку.
— Теперь, когда мы выяснили, что ты дурачил меня и никакого пальца на ноге вовсе не ломал, — сказал Мигель тихим голосом, — может быть, объяснишь, для чего ты это сделал?
— О святая Дева Мария, — закричал Нунес, — как больно! Помоги мне, Мигель!
В тусклом свете нескольких свечей Мигель увидел, что Нунес закрыл глаза и сосредоточился.
— В темноте у двери прячется какой-то человек, — сказал Нунес тихо. — Он следит за тобой.
Мигель напрягся. Человек, который прячется в темноте и следит за тобой, не может предвещать ничего хорошего. Не раз случалось так, что разгневанный кредитор похищал его и заточал в какой-нибудь промозглый подвал в таверне, пока он не соглашался послать за причитающимися деньгами или, чаще всего, пока ему не удавалось уговорами вернуться на волю.
Потом ему на ум пришла другая мысль. Эти странные записки, которые ему присылали. "Мне нужны мои деньги". Он почувствовал, как по спине побежали мурашки.
— Ты видел, кто это был? — спросил он Нунеса.
— Я его видел мельком, и, если мне не изменяют глаза, это был Соломон Паридо.
Мигель посмотрел в сторону выхода и увидел фигуру, прячущуюся в темноте.
— Боже правый! Что ему надо?
Парнасе был его заклятым врагом после неприятного инцидента двухлетней давности, закончившегося тем, что он отказался выдать свою дочь замуж за Мигеля.
— Ничего хорошего, это уж точно. Когда тебя поджидает парнасс, это всегда плохо, а когда ко всему это еще и Паридо, ничего хуже быть не может. А если Паридо поджидает Мигеля Лиенсо, трудно представить более неприятную ситуацию. Честно говоря, я не хочу, чтобы он видел нас вместе. У меня и без того полно проблем, не хватало еще, чтобы парнасс совал свой нос в мои дела.
— Какие у тебя могут быть проблемы? — мрачно сказал Мигель. — Тебе бы мои.
— У твоего брата ведь с ним дела, так? Почему ты его не попросишь, чтобы Паридо оставил тебя в покое?
