class="p1">– Юля, – строго начинает он.
– Подожди. Дай мне объяснить! Я понимаю, что это серьёзное решение, я знаю, что это всё непросто. Не нужно думать, что я стараюсь заменить одного ребёнка другим. Я всё понимаю! Но… Я этого хочу. Иначе мне только в петлю, понимаешь? Не смогу я жить дальше.
– Юль, – отводит муж глаза.
Вижу, как ему неприятен этот разговор. Выглядит он хоть и уставшим, но вполне неплохо. Чисто выбритое лицо, выглаженная рубашка. Он, скорее всего, уже пережил нашу трагедию и шагнул дальше, а я застряла здесь, разорванная, одинокая, без надежды на будущее. Беспомощно обнимаю себя за плечи, делаю глубокий вдох.
– Дань, послушай, я понимаю, что тебе это не нужно, что у тебя, наверное, теперь своя жизнь. Я бы тебя не просила, но мне одной её не отдадут. А она маленькая, понимаешь. Такая же слабенькая, красивая, как наша дочь. Её же отправят в дом малютки, и там она будет одна, никому не нужная, брошенная. А я тоже буду маяться, не зная, куда мне деть тепло и любовь. Кому они нужны теперь?
Слёзы начинают литься градом, спрятанная, задушенная боль снова прорывается наружу.
– Юль, – Даня садится рядом, трогает мою щеку, вытирает слёзы. – Юль, мне нужны. Твоя любовь, тепло. Просто ты нужна. Понимаешь? – раненый взгляд в самую душу, и так хочется снова поверить ему, провалиться в эти родные глаза, отдать ему часть своей боли, чтобы вместе нести это бремя потери. Но… Вспоминаю видео и всё, что последовало потом…
– Нет, – отталкиваю руки мужа. – Не надо! Теперь не надо. Не поднимай опять всю ту муть. Я не хочу думать о твоей измене или изменах. Просто помоги мне.
Он отстраняется.
– Чем помочь? – холодеют его глаза.
– Помоги удочерить ребёнка.
– А дальше что? – его голос становится ледяным.
Я чувствую, что разговор наш сворачивает совсем не в то русло.
– Не знаю я, что дальше, – это как раз тот вопрос, на который у меня нет ответа. – Ты можешь жить как хочешь. У тебя же есть с кем? – внутри поднимается горечь, но я не хочу показывать свою боль. Поэтому бью в ответ. – Там тебе и ребёнка подарят родного. А у меня надежды уже нет. Врачи говорят, что родить я больше не смогу. Никогда. Так что…
– Нормально ты так за всех решила, – хмыкает он, складывая на груди руки, закрываясь от меня. – Прямо как в прошлый раз, да Юль? Опять причиняешь добро? – смотрит осуждающе.
– Ты о чём? – сипнет мой голос.
– Я о том! Мы это уже проходили, нет? Тогда, когда ты ушла от меня, желая доказать, как любишь. Чтобы я другую нашёл, детей с нею наделал. Ты тогда сама приняла решение и попёрла как танк сметать всё, что было между нами хорошего.
Да, тогда я была неправа. Но это прошлое.
– А к чему ты вспомнил это сейчас? Или лучший способ защиты - нападение?
– Не угадала, Юль. Я не нападаю. Нападаешь ты. И делаешь сейчас то же самое, что тогда. Ты ведь не выяснила ничего, не разобралась. Но уже всё решила, назначила виновных. Меня казнила, себя помиловала.
– Себя я тоже казнила. И да, лучше бы ты ушёл тогда. Это с тех времён ты и начал изменять? – смотрю на него сквозь слёзы.
– Именно с тех времён, – кривится его лицо. – Один раз меня чёрт попутал. Вот в ту ночь, когда ты на меня вывалила всё дерьмо и ушла. Я нажрался на работе и подвернулась мне тогда другая баба. Хер знает, почему это так не вовремя всплыло сейчас, но было это один раз и больше не повторялось. Вот в ту же ночь я попробовал и понял, что не хочу так. К тебе вернулся. А дальше ты сама всё помнишь.
– Я тебе не верю, – хриплю я.
– Конечно, легче же поверить в то, что ты там себе надумала. Меня обвинить во всём случившемся, так ведь легче, да Юль?
– Зачем ты мне всё это говоришь? – накрывает какой-то чёрной безысходностью.
– А затем, – добивает он. – Хочу, чтобы ты поняла, что не один я виноват. Это ты накрутила себя, не поверила мне, не разобралась…
– А как бы я разобралась, если тебя рядом не было? – кричу в отчаянии. – Ты был “на задании”, в кабаке каком-то. И телефон твой почему-то оказался в руках той самой бабы! А я тут была совсем одна…
– Юля, я с себя ответственности не снимаю, – устало вздыхает он. – Я виноват и мне с этим жить. Но не нужно из меня делать монстра и лжеца.
– А кто ты есть, если ты столько лет врал мне? Изменил и молчал? Какая разница, когда это случилось!
– Если для тебя разницы нет, то я умываю руки, – психует он.
– И что это теперь уже изменит? Что?
– Ты права, – сдувается он. – Изменить ничего нельзя. Но нужно решить, как нам жить дальше.
– А если я вообще жить не хочу? Совсем? Ты это понимаешь? – шепчу в отчаянии.
– Понимаю, Юль. И поэтому считаю, что тебе пока не нужно ребёнка. Не получится заменить потерю, понимаешь? Нам это всё нужно пережить, перестрадать, а потом уже думать, что дальше делать. Решим усыновить кого-то, значит, усыновим.
– Нет, ты не понимаешь, – хватаюсь за голову. – Мне не нужен другой ребёнок. Мне нужен этот. Ты же не видел её. Она такая маленькая, крошечная, я не могу её бросить. Я её уже полюбила, – начинаю рыдать.
– Юль, – кривится Данил.
Вижу, он меня совсем не понимает. Думает, что я не в себе. Может так и есть, но это моя единственная надежда.
– Даня, если мне её не отдадут, это как снова потерять ребёнка. Она же для меня уже стала родной.
Данил отворачивается. Я понимаю, что бесполезно. Ему не понять мои чувства, и я зря сейчас стараюсь.
Внутри меня растёт ледяной ком.
– Я поняла тебя, – застываю вдруг камнем. – Тебе не нужен чужой ребёнок. Хорошо, иди. Я что-то другое придумаю, – шепчу онемевшими губами.
– Юля, тебя выписывают через пару дней. Я узнавал. Давай ты
