Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 52
месяц, на два.
– О, это для него удачно. Но не для тебя.
– Почему?
– А потому. Ты любовницей быть не сможешь с твоим бэкграундом, тебе нормальная семья нужна. Ты все время одна.
– Сонь, а на какие шиши ты хочешь купить мое ателье?
– Очухалась, – Соня явно была рада поговорить о чем-то другом, – да я не на свои. Я инвестора найду… Нашла. У меня есть. Я буду просто управлять. Мне же надо чем-то заниматься.
– А ты разве понимаешь? Ты ж не умеешь ничего, он тебя наймет?
– Наймет, не твоя забота. Хочешь, мы сегодня приедем?
– Ой, нет, сегодня не надо, я не решила ничего, да и у меня важные клиенты сейчас.
– Он тебе понравится, он тоже из Израиля. Ну, отчасти. Увидишь. Мы после них приедем.
Приехали они только к вечеру. Но и чемпионы опоздали тоже – то ли звездная болезнь, то ли московские пробки.
В столице они оба жили недавно, переехали после первой крупной победы к новому тренеру. Были новенькие, как все «бальники», немножко перегибали с «красотой», но сразу стали Катю слушаться – она одна умела объяснять, не обижая. У нее был целый альбом с правильными примерами на такой случай. С ними было не так уж трудно – сразу выбрали ткань.
Катя ползала по полу, одергивая подол, когда наткнулась на чьи-то уродливые крокодиловые ботинки.
Блондинка сверху явно напряглась и начала дергаться. К ботинкам присоединились красные туфли на каблуках, и одна из них в Катю немного потыкалась.
Над туфлями оказалась Сонька, никогда в быту туфель не носившая. Рядом с ней переминался в крокодиловых ботинках очень уверенный в себе господин, национальность которого не оставляла поводов для сомнений, профессия тоже. Инвестор.
«Так вот ты какой, северный олень», – Катя стала неловко вылезать из-под чемпионской юбки.
Состоялось официальное представление.
Инвестора звали совершенно не еврейским именем Георгий, но в остальном он был безупречен и увел Соню вниз, чтобы не мешать Кате работать.
Они оба вольготно расположились в ее кабинете с какими-то каталогами. Надо было быстрее заканчивать, как-то сосредоточиться на платье. Но в голове пульсировало: «Маша уехала».
Как-то это унизительно. А если бы не уехала?
Мозг отказывался воспринимать любую другую информацию. Но руки сами закончили, ноги сами донесли до кресла.
Парочка напротив выглядела расслабленно, никакой напряженности, ожидания.
Помолчали.
Георгий проявился первым:
– Екатерина, я так понимаю, вы хотите продать свое ателье.
– Нет, не хочу.
– Кать… Ты же хотела уехать, – Соня в присутствии своего инвестора была совсем непривычно нежной, а не резкой, как обычно.
Молчание стало таким осязаемым, что от него можно было прикуривать. Но Соня не делала и этого, что наводило на разные интересные мысли.
Наконец, Георгий нашелся:
– Может быть, вас что-то смущает, заставляет усомниться в целесообразности этого поступка?
Катя помолчала. Помолчала еще.
– Понимаете, ли, Георгий, сейчас мне мешает ретроградный Меркурий – это самое неблагоприятное время для принятия решений, я бы и вам не рекомендовала…
– Кать! Ты соберись, а? – Соня не сдержалась, перестала играть ангела. – Какой Меркурий, ты что несешь? Что на самом деле происходит?
– Маша уехала.
Георгий вышел покурить, Катя выскочила с ним, чтобы не оставаться вдвоем с Соней, которая, как выяснилось, «не курит, разумеется».
– А женщина вообще не должна курить, как это от нее будет пахнуть табаком, – рассуждал Георгий на улице.
– Но вы же курите. Трогаете ее, целуете. Она будет пахнуть тем же, чем и вы.
Георгий посмотрел на нее с любопытством.
– Вы тоже занимались гимнастикой, да? Соня говорила…
– Это Соня тоже ей занимается. Уже почти в прошедшем времени.
– Неожиданно зло. Почему так?
– А я вообще злая.
– Не верю. Скажите правду.
– Я уже сказала – ретроградный Меркурий так влияет.
– А совсем правду?
– Я и совсем правду сказала. Уехала Маша.
Ее сигарета догорела, но она не заметила.
– Уехала Маша, Георгий, понимаете? – она заглядывала в его лицо с отчаянием, с надеждой, что хоть кто-то сможет понять ее.
Он понял. Он точно понял. Не слова, а их смысл.
Вынул бычок из ее пальцев и поцеловал их, как целуют больного ребенка, когда не могут ему помочь.
Она никак не отреагировала. В тот момент она могла думать только на одну тему.
Спустя несколько часов она уже лежала дома на полу с раскрытым блокнотом, который тоже принимал на себя часть ее общения с обожаемым Митей. Именно там они ссорились и мирились, обвиняли и оправдывались – в этом блокноте она была полноправной хозяйкой их мира, их любви.
И никакой Маши там не было.
А Маши и правда уже не было, хотя и временно.
Сев возле иллюминатора, она целиком погрузилась в рабочие проблемы, лишь изредка вспоминая, на сколько дней оставила Мите еду – сам он готовить не умел, вообще, был беспомощен и неуклюж.
Посадив жену в самолет, он тут же списался с Катей, и, не заезжая домой, поехал в кафе – ждать ее. Это было ее любимое японское кафе в том же самом доме.
В глубоком волнении Митя прождал ее до глубокой ночи.
Телефон не отвечал.
Семью этажами выше она лежала на полу, свернувшись калачиком. От страха перед этой встречей она банально напилась и заснула.
Проснулась уже утром, спина почти не разгибалась и страшно болела при любом движении.
«Окно-то не закрыла, – мелькнула мысль, – как же теперь встать…».
Подняться она не могла, голова была горячая и чугунная, Катя решила, что с похмелья.
Номера квартиры Митя не знал.
Зато его узнал совсем другой человек. Георгий все узнал об этой девушке и тем же вечером решил явиться к ней домой без приглашения. Он слышал, что ее телефон постоянно звонит, но никто не отвечал. Вместе с охранником они сломали нехитрый замок.
Катя была в сознании, даже что-то говорила, но сильно кашляла и не могла подняться с пола. Измерили температуру – было за тридцать девять.
Георгий моментально вызвал «Скорую».
О том, что Катя в больнице с подозрением на воспаление легких Митя узнал только от Сони два дня спустя. Тогда же она и сама написала ему.
Звякнул телефон.
«Митя, какой красивый идет снег».
«Катенька, маленькая моя, что случилось, почему?».
«Я пока не знаю. Я в больнице».
Она надеялась, что он приедет, но к вечеру он ждал в гости сына и не предложил.
Катя лежала все эти дни одна, тапочки и кружку ей дали казенные.
Застарелое раздражение и жалость к себе душили ее каждый раз, когда она снова оказывалась одинокой,
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 52
