Кларк становилась Дианой Клаус.
Жизнь превращалась в прямую линию с пунктирами в виде выходных. Томас Клаус превращался в Итона Спаркса. Итон Спаркс превращался в Томаса.
— А ты знал, что примерно восемьдесят процентов людей в твоей жизни останутся для тебя никем?
— К чему это?
— Просто интересно, будем ли мы входить в оставшиеся двадцать процентов.
Календарь вызывает смутные ощущения. Ты начинаешь сомневаться в реальности самого себя, когда на улице ноябрь, а вроде бы еще вчера был апрель. Секс, конечно, приносит оргазм, но уже не такой яркий, как когда-то.
Грустно смотреть на понурые лица тех, кто когда-то бросал вызов системе.
— Давай купим журнальный столик и прикупим кучу журналов для него? — предлагала Диана.
— Зачем?
— Просто так. Как элемент декора.
— Давай.
Поход в торговый центр, словно вылазка в выдуманный Диснейленд. Твоя собственная инициатива скрасить грядущий вечер просмотром товаров элитных брендов.
— Такое чувство, будто я превращаюсь в робота, — говорил Томас.
— Эй, да чего ты? Я тебя не узнаю. Куда делся тот бунтарь, который напивался до полусмерти и танцевал под шум гитары до потери пульса? — спрашивала Диана.
— Умирает где-то внутри меня…
Когда трава перестает вставлять, мир начинает гаснуть. Если ты жил только за счет галлюцинаций, что делать, когда их нет?
Томас не знал ответа. Внутри него боролись невнятные противоположности. Он — хозяин каждой, но он не знает, кто он такой.
— Давай купим французский коврик? — предлагала Диана.
— Зачем? — спрашивал Томас.
— Не знаю, мне нравится.
— Давай.
Итон Спаркс — вторая голова Томаса Клауса. Вероятно, где-то существует Диана Спаркс. Итон говорил:
— Общественность считает, что каждая вторая девушка хочет найти себе богатого мужика, который будет ее обеспечивать. Такие меркантильные сучки. И я вот подумал — было бы неплохо найти себе такую же женщину. Богатую, имею в виду. Мамочку. Которая будет меня тянуть. Получается, я тоже меркантильная сучка?
Познакомившись с Итоном, Томас узнал, что мужчины тоже бывают шлюхами.
От Итона он узнал и то, что самцы животных выглядят красочнее самок.
— Таким образом происходит половой отбор. Ты наверное слышал про естественный, но про половой вряд ли.
Он узнал, что тело Иисуса пропало на следующий день после распятия. Узнал, что существует всего несколько видов мировоззрения, а философия — наиболее правильный. Узнал, что актеры — лучшие лгуны, а забеременеть можно не только кончая внутрь.
Когда тебе двадцать пять, ты понимаешь, что люди не становятся старше. Взрослые — те же дети. Только старые.
Он не знал всего этого. В том числе про беременность. Так появилась Элли Клаус. Когда Томасу было двадцать шесть лет.
3
Диана смутно представляла семейную жизнь. Она всегда была одной из тех девчонок, кто свято верил в успех и величие будущего. Почему-то в этом плане она рассчитывала на Томаса. Может быть, это нормально.
Ковбой Дэнни. Счастливчик Дэнни. Диана называла его красавчиком. Странно, но чем дальше уходили их отношения с Томасом, тем чаще она вспоминала Дэнни. Каждый прожитый день, каждая секунда их совместной жизни прокладывали в ее мозгу тропинки, по которым медленно тянулись сомнения.
Правильный ли выбор она сделала?
Это не имело значения, хотя что-то внутри подсказывало, что стоило определиться. Она медленно бродила по дебрям памяти, разглядывая свои трясущиеся пальцы. Но стоило ли жить по-другому?
Когда ты молодая красивая девушка, а твой не менее обаятельный мужчина не смог тебя грамотно трахнуть, две полоски становятся не просто признаком беременности — они навсегда закрывают дорогу в прошлое.
— Зачем тебе нужен этот придурок Клаус? — когда-то говорил ей Дэнни.
— Я люблю его.
— Это юношеская любовь, Диана. Она всегда пропитана романтическим ароматом. Но такая любовь неосязаема, она нереальна.
— Я люблю его…
— Этого бесперспективного глупца, верующего в справедливость судьбы? Время расставит все на свои места, Диана, ты еще вспомнишь мои слова.
И она вспоминала их. Часто. Она просыпалась и вспоминала Дэнни. Засыпала с мыслями о нем. Она представляла, что он ее трахает. Что он приедет за ней. Да, скоро он приедет за ней и заберет с собой.
Несожженные мосты — причина помнить.
Соски Дианы неожиданно стали чувствительными, а настроение скакало, словно вышедший из строя метроном. Ей хотелось верить, что она беременна от Дэнни.
— Нам придется стараться вдвое больше, чтобы наш ребенок смог вырасти хорошим человеком, — Томас говорил ей это и улыбался.
— А сможем ли мы стать хорошими родителями?
— Думаю, да.
Когда Диана впервые заметила животик, мысли о любви к своему ребенку сами забрались ей в голову. Она была счастлива в те времена. Она разговаривала сама с собой, аккуратно поглаживая живот, и спрашивала:
— Кто же ты? Мальчик или девочка?
Девочка.
— Назовем ее Элли?
— Мне нравится.
Физическая усталость и эмоциональное напряжение — сталагмиты в мозгу Дианы. Они нарастали слой за слоем, выверенным шагом покушаясь на ее здоровье.
— Что с тобой? — спрашивал Томас?
— Мне почему-то на все плевать. А иногда не плевать и хочется плакать, что я так думаю. Я уже не понимаю, Томми. Ничего не понимаю.
Подобно туману, развеянному утренним теплом, все накопившиеся сомнения испарились. Туман исчез, но остался иней. Элли родилась бледной и худой. Больной и слабой.
Томас выходил из кабинета онколога — нижнее веко превращалось в бассейн из слез — и говорил:
— Диана, я… я не знаю как сказать…
— Да говори уже, не испытывай меня!
— У нашей Элли… у нашей маленькой девочки… у нее обнаружили рак.
Прямая линия с пунктирами обрывается жирной точкой.
Диана и Томас Клаус. Они признавали вину в гибели своей дочери. Ей диагностировали рак легких. Причина проста — курение матери во время беременности. Пассивное. Томас курил, а ей просто было нечем дышать, да она и не хотела дышать чем-то другим.
— Ммм, Томас, закури травку, — предлагала она.
— Хочется надышаться дымом и немного расслабиться, как в старые добрые?
— Угу…
Невероятное людское отчаяние. Как часто мы приходим к выводу, что затруднительное положение — результат собственных ошибок.
— Вероятнее всего, она не выживет, — говорил доктор. — Вам придется постоянно кормить ее разными препаратами и проводить вентиляцию легких. Никакого курения рядом с ней. Желательно купить ей респиратор. Она чрезвычайно слаба.
Доктор говорил это и причмокивал сигаретой, раздувая дым.
Диана и Томас Клаус. Они еще никогда не были так близки, как в бою за собственное счастье и жизнь новорожденной Элли.
— Диана, меня ломает. Это просто ужас какой-то.
— Сходи покури на улицу. Только потом прогуляйся, чтобы не было никакого запаха.
— Хорошо, ладно… Стоп. Нет, не буду. Я останусь с тобой… я хочу быть рядом с тобой…
