в жизни увидела. Мне вы — никто!
— Ты, курица, нам тоже никто, — вышел из себя Лев. — Так что не надейся, что мы тебе позволим… — Он развернулся к старшему брату и грозно молвил: — Кеша, уйми свою бабу, иначе…
— Не смей называть ее бабой, — вступился за супругу Иннокентий. — И курицей тоже не смей! — И, отстояв честь своей дамы, он обратился к ней лично: — А ты, Люся, не перегибай палку! Никого мы обыскивать не будем (про промывание я вообще молчу), вместо этого разбредемся по квартире и начнем искать твой перстень.
— Кеша, не тупи, перстень не потерян, его украли!
— Люсенька, по-моему, ты ошибаешься.
— Я? Да никогда! — отрезала непоколебимая в своей правоте Люся.
— А может, ты его просто машинально положила не в коробочку, а в другое место… Ты ж побежала за тазом и свечами… И…
— Я положила его вот сюда, — отчеканила Люся, ткнув в банку из-под чая, стоявшую в шкафчике в прихожей. — А вот убирать, как обычно, в ящик не стала. Оставила банку прямо тут, потому что торопилась принести все прибамбасы для гадания. Конечно, разве я могла предположить, что среди нас есть вор?
— Людмила Геннадьевна, — подала голос Соня, но не была услышана.
— И этот вор, — продолжила матушка, — решил, что я хвачусь бриллианта только завтра или послезавтра, а то и через неделю, и тогда ищи его, свищи. Он на те полтора миллиона долларов, которые выручит от его продажи, на Бали улетит!
— В таком случае это не Емельян, — не преминула заметить Тоня. — Ведь у него даже российского паспорта нет, не то что заграничного.
— Заграничного и у меня нет, — выпалила Соня. — А еще я хотела сказать, что вор поспешил бы покинуть квартиру, чтоб поскорее вынести камень, но мы все тут, и это значит…
— Ничего не значит! Злоумышленник просто не успел скрыться, я хватилась перстня слишком рано.
— И все-таки я думаю так же, как Иннокентий. Никто перстень не крал, вы его просто не туда сунули да забыли. В вашем возрасте такое случается…
Вот этого Соне говорить не стоило! Люся при любом замечании, касаемом ее реального возраста (уже даже и не бальзаковского), приходила в ярость.
— Это чаще случается с подобными тебе старыми девами! — процедила она.
— Уж лучше оставаться девой, чем, как вы, пускаться во все тяжкие в том возрасте, когда уже о душе пора подумать…
Чем бы закончилась их перепалка, можно было только гадать, но разругаться вдрызг дамам не дал Емельян.
— А не вернуться ли к нашим баранам? — громко спросил он.
— Да, действительно, — поспешила согласиться с ним Соня. Она знала, что в любой баталии, пусть и словесной, победу одержит неукротимая пенсионерка.
— Предложение Иннокентия мне лично кажется разумным. Давайте действительно поищем перстень, авось он найдется?
Все, за исключением Люси, Емельяна поддержали. Матушка же уселась возле двери, чтоб в случае чего не дать вору уйти.
— Тонечка, пойдемте вот в эту комнату, — шепнул Емельян на ухо Антонине и повел ее туда, где был накрыт стол.
— Но здесь перстня точно нет, — так же тихо ответила та, но все же пошла за Емельяном. — Я все время находилась тут, и в комнату никто не заходил…
— Вы совершенно правы, перстня здесь нет, я просто хотел доесть свой кусок. Мясо вкуснейшее! Как ваша матушка при таком отвратительном характере умудряется столь прекрасно готовить? Я всегда считал, что кулинария — удел благодушных…
— Емельян, — оборвала его рассуждения Тоня, — а вам не кажется это некрасивым: есть тогда, когда остальные заняты делом? Я предлагаю присоединиться к ним и поискать перстень.
— Ни к чему. Его скоро найдут.
— Вы знаете, где он лежит?
— Нет, но я догадываюсь, что на видном месте. Возможно, в ванной на полочке. Или на кухонном ящике, где хранятся спички.
— То есть вы считаете, что мама действительно не прятала его в коробку?
Машинально положила на полку, когда набирала воду? Или на шкафчик, доставая спички?
— Нет, ваша матушка совершенно точно вернула перстень на место — она не произвела на меня впечатления рассеянного человека. Но его оттуда кто-то взял (я догадываюсь — кто, но пока не скажу, хочу проверить), а когда факт исчезновения вскрылся, вор испугался и решил вернуть драгоценность владелице. А так как признаться в своем проступке он не может, то просто положит перстень на видное место и…
— Нашелся! — раздался радостный вопль. — Вот же он, лежит на тумбочке!
— Как на тумбочке? — ахнула Люся.
— В ней свечи хранятся. Ты, наверное, перед тем, как за ними полезть, положила на нее перстень, а потом забыла о нем…
— Это на меня не похоже, — с сомнением протянула Люся. — Я, может, и не девочка уже, но склерозом пока не страдаю…
— Люсик, ты у меня как девочка, — промурлыкал Иннокентий. — И память у тебя соответствующая… Девичья.
Люся сразу растаяла и довольно прожурчала:
— Как хорошо, что камень нашелся, а то так было неприятно подозревать близких людей… Хотя, честно говоря, на вас, мои дорогие, я даже не думала…
— Мама, а ты не желаешь извиниться перед Емельяном? — строго спросила Тоня, взяв своего кавалера под руку (сначала его пришлось оторвать от тарелки) и выводя его в прихожую. — Ты огульно обвинила человека…
— Вот еще! Перед бомжами я не извиняюсь!
— Мама, Емельян пришел со мной, и, оскорбляя его, ты тем самым оскорбляешь и меня, свою дочь.
— Будешь знать, как связываться…
— Мама, еще одно слово…
— Ну, хорошо! — Люся насупилась и не столько проговорила, сколько прошипела: — Проссстите.
— Извинения приняты, — с достоинством молвил Емельян. — А теперь позвольте откланяться.
— Да, мы пойдем, — сказала Тоня.
— А ты, доченька, куда? Останься! Нас еще десерт ждет — пирожные, я сама испекла…
— Нет, мама, мы пойдем. Все было очень вкусно, спасибо и до свидания.
— Да, еда была выше всяких похвал, — заметил Емельян. — Прощайте.
Они вышли за дверь. Ступили на лестницу. Сделав шагов пять, Тоня не выдержала — остановилась и выпалила:
— Так что же? Кто стащил кольцо?
— А вы разве сами не поняли?
— Соня?
— Почему Соня?
— Ну, во-первых, из-за гадания…
— Тонечка, — с укором протянул Емельян, — и вы туда же? Неужели вы, такая образованная и прогрессивная девушка, верите в подобную ерунду?
— Я нет, а вот Соня… Возможно, расплывшийся в форме мешка воск натолкнул ее на мысль о краже. К тому же именно она настаивала на том, что перстень не украден, а всего лишь утерян…
— Нет, она только поддержала эту мысль. А высказал ее?…
— Иннокентий, — припомнила Тоня.
— Он и является вором.
— Не может быть!
— Почему
