слово в этом контексте означает противоположность тому, что оно должно обозначать.
Демократия – это предложение (редко реализуемое) о том, как принимать решения; она имеет мало общего с избирательными кампаниями. Она обещает то, что политические решения будут приниматься с опорой на мнение подвластных, и зависит как от того, будут ли люди надлежащим образом проинформированы, так и от того, есть ли желание выслушать у лиц, принимающие решения. Демократию не следует путать со «свободой» бинарного выбора, публикацией опросов общественного мнения или включением всё большего количества людей в статистику. Это притворство.
Сегодня фундаментальные решения, которые вызывают боль всей планеты, принимаются в одностороннем порядке без каких-либо открытых дебатов или участия.
Как военные, так и экономические стратеги понимают, что средства массовой информации играют решающую роль – не столько в победе над нынешним врагом, сколько в пресечении и предотвращении мятежей, протестов или дезертирства. Манипуляции любой тирании средствами массовой информации являются показателем ее страхов. Нынешняя тирания боится общего отчаяния. Страх настолько глубок, что слово «отчаяние» никогда не употребляется, за исключением тех случаев, когда оно означает «опасность».
Без денег любая насущная человеческая потребность превращается в боль.
* * *
Любая форма протеста против этой тирании понятна. Диалог невозможен. Чтобы мы должным образом жили и умирали, вещи должны иметь должные имена. Давайте восстановим силу наших слов.
Это написано ночью. На войне тьма не занимает ничью сторону, в любви темнота подтверждает то, что мы вместе.
Война против терроризма или террористическая воина?
(июнь 2002)
11 сентября 2001 года, смотря телевизор, я вспоминал 6 августа 1945 года. Мы в Европе узнали новость о бомбардировке Хиросимы вечером того же дня.
Мгновенная ассоциация вызвана чем-то, упавшим без предупреждения с ясного неба, причем оба нападения произошли, когда мирные жители городов, подвергшихся нападению, шли на работу, открывались магазины, а дети в школе готовились к урокам. То же самое превращение тел в пепел. То же недоверие и хаос, спровоцированные первым применением атомной бомбы шестьдесят лет назад и гражданского авиалайнера прошлой осенью. Повсюду, в эпицентре, на всём и вся, толстый слой пыли.
Различия контекста и масштаба, конечно, огромны. На Манхэттене пыль не была радиоактивной. К 1945 году Соединенные Штаты три года вели полномасштабную войну с Японией. Однако оба нападения планировались в качестве предупреждений.
Видя это, можно понять, что мир уже никогда не будет прежним; риски, которым была подвержена жизнь, изменились утром нового дня.
Бомбы, сброшенные на Хиросиму и Нагасаки, возвестили, что Соединенные Штаты отныне являются сильнейшей вооруженной державой в мире. Атака 11 сентября объявила о том, что этой державе больше не гарантирована неуязвимость на ее территории. Эти два события знаменуют начало и конец определенного исторического периода.
Что касается ответной реакции президента Буша на 11 сентября, его так называемой «Войны с террором», которую сначала окрестили «Бесконечной справедливостью», а затем переименовали в «Несокрушимую свободу», то самые резкие комментарии и анализы, с которыми я сталкивался, были сделаны гражданами Соединенных Штатов. Обвинение в «антиамериканизме» тех, кто непреклонно выступает против Вашингтона, столь же недальновидно, как и политика, о которой идет речь. Есть бесчисленное множество антиамерикански настроенных граждан США, с которыми мы солидарны.
Есть также много граждан США, которые поддерживают эту политику, включая шестьдесят представителей интеллигенции, подписавших заявление, в котором определяется, что такое «справедливая» война и почему операция «Несокрушимая свобода» в Афганистане и продолжающаяся война с терроризмом оправданы.
Они морально оправдывают войну тем, что ее цель – защита невинных от зла. Они цитируют святого Августина. Они добавляют, что в такой войне необходимо, насколько это возможно, уважать неприкосновенность гражданского населения.
Если текст прочитать как простодушный (а он не был написан простодушными), он наводит на мысль о собрании эрудированных экспертов, имеющих доступ к большой библиотеке (и, возможно, в перерывах, к бассейну), у которых есть время и тишина для размышлений, для обсуждения сомнений и, наконец, для высказывания мнений и соглашения. Возможно, их встреча состоялась где-то в фантастическом шестизвездочном отеле (куда добраться можно только на вертолете), окруженном высокими стенами, с охраной. Никаких контактов между мыслителями и местным населением. Никаких случайных встреч. В результате то, что на самом деле происходило, и то, что происходит сегодня за стенами отеля, остается неизвестным. Изолированная туристическая этика класса люкс.
Вернемся к лету 1945 года. Шестьдесят шесть крупнейших городов Японии были сожжены напалмом. В Токио миллион мирных жителей остался без крова и сто тысяч человек погибло. По словам генерала Кёртиса Лемея, который отвечал за бомбовые удары, они были «поджарены, сварены и запечены до смерти». Сын и доверенное лицо президента Франклина Рузвельта заявил, что бомбардировки должны продолжаться «до тех пор, пока не уничтожим половину гражданского населения Японии». Восемнадцатого июля японский император телеграфировал президенту Трумэну, сменившему Рузвельта, и вновь просил мира. Сообщение было проигнорировано.
За несколько дней до бомбардировки Хиросимы вице-адмирал Рэдфорд хвастался, что «Япония в конечном итоге станет нацией без городов, кочевой нацией».
Бомба, взорвавшаяся в центре города, мгновенно унесла жизни ста тысяч человек, девяносто пять процентов из которых были мирными жителями. Еще сто тысяч человек медленно умерли от ожогов и воздействия радиации.
«Шестнадцать часов назад, – объявил президент Трумэн, – американский самолет сбросил бомбы на Хиросиму, крупную военную базу японской армии».
Месяц спустя в первом репортаже без цензуры бесстрашного австралийского журналиста Уилфреда Берчетта описывались катастрофические страдания, с которыми он столкнулся в полевой больнице Хиросимы.
Генерал Гроувз, который был военным директором «Манхэттенского проекта» по изготовлению бомбы, поспешно заверил конгрессменов, что радиация не причиняет «неоправданных страданий» и что «на самом деле это довольно приятный способ умереть».
В 1946 году Управление стратегических бомбардировок США пришло к выводу, что «Япония капитулировала бы, даже если атомные бомбы не были бы сброшены…»
* * *
Описывать последовательность событий столь кратко – значит чрезмерно упрощать. «Манхэттенский проект» был начат в 1942 году, когда Гитлер торжествовал победу и существовал риск того, что Германия может первой изготовить атомное оружие. Решение США сбросить две атомные бомбы на Японию, когда этого риска больше не существовало, необходимо рассматривать в свете зверств, совершенных японскими вооруженными силами по всей Юго-Восточной Азии, и внезапного нападения на Пёрл-Харбор в декабре 1941 года. Некоторые ученые и часть главнокомандующих, работавших над «Манхэттенским проектом», делали всё возможное, чтобы отсрочить судьбоносное решение Трумэна.
Однако, когда всё было сказано и сделано, безоговорочная капитуляция Японии 14 августа не может считаться долгожданной победой. В ее центре была лишь мука и ослепляющая слепота.
Давайте подумаем о страхе
(апрель 2003)
Если мы не добьемся успеха, то рискуем
