но… всё же семья.
А потом она открывала сначала один глаз, потом — второй и натыкалась настороженным взглядом на заинтересованное лицо маленького мага, который воспринимал её манипуляции, как игру.
— А зачем ты так делаешь? — спрашивал мальчик и тоже закрывал глаза, а затем открывал их по-очереди. — Это игра такая? Мне нравится!
Ники носился вокруг Кати, а потом неожиданно замирал и открывал глаза. И Катя, к месту, вспомнила про игру «Море волнуется».
— У нас нет моря, — озадачился Ники, когда Катя объяснила, что такое «море». — Наверное, они есть в других империях, но мы никогда не видели их. Они находятся очень далеко. У нас есть океан, но он во власти чудовищ, и мы тоже никогда не плавали по океану. Мы только летаем над ним на кораблях.
— Ай, неважно это! Просто игра так называется. И мне нравится это название. Оно из… — Катя вздохнула, — в общем, оно классное! Давай играть!
И они играли. Катя закрывала глаза, Ники замирал, когда она открывала, а потом вместе хохотали, когда землянка не могла отгадать ни с первого, ни со второго раза загаданную мальчиком фигуру.
Несколько дней Катя наблюдала за леди Элинор, которая приходила к ней больше по обязанности, чем по желанию; за отчимом, вечно читающим нотации; старшим братом, практически не замечающим её. И сделала вывод, что ей повезло только с младшим братом — единственным, кому она была интересна и кто души в ней не чаял.
Катя интуитивно чувствовала, что попала в чужой необыкновенный мир ненадолго, что является в нём гостьей, а значит нужно что-то менять в этой семье, а то всё чудо-чудное, внезапно случившееся с ней, не принесет той радости и теплоты, о которых она мечтала столько лет.
Поэтому девушка ластилась к удивленной красавице миледи, для которой главным в жизни являлись не собственные дети, а то, чтобы на приёме у короля платье было самым красивым и идеально сидело на точеной фигурке, а драгоценности — самыми изящными и дорогими и непременно подходили к платью и причёске.
Миледи Червинг сначала удивлялась непривычно ласковой дочери, ранее сдержанной и замкнутой, поначалу раздражаясь от объятий и поцелуев, которые портили причёску и мяли платье. Тем более, младший сын всё повторял за сестрой, и платье мялось ещё сильнее. Но миледи Червинг мужественно терпела повышенное внимание к себе детей, боясь обидеть Кэтрин.
И постепенно леди Элинор привыкла к поведению детей и уже без поцелуя и «обнимашек», как говорила Катя, с утра не представляла начало дня, — искренняя любовь девушки подкупала и задевала неизвестные ранее струны в эгоистичном сердце миледи.
— Доброе утро! Обнимашки, милая! — леди Червинг и сама стала повторять это непривычное слово за дочерью, когда они обнимались. Правда, зорко следила, чтобы мужа не было рядом, так как была уверена — странное слово, да и не только оно, сильно шокируют чопорного герцога.
К крайнему удивлению милорда Червинга, который замечал изменения, произошедшие с падчерицей после ритуала жизни, девушка и его не обделяла вниманием. Даже стала называть «дорогой папочка». А при встрече просила разрешения поцеловать в щёку, к чему мужчина сначала отнёсся с изумлением и с явным недовольством — ведь это явное и дикое нарушение этикета! Поэтому и отказал падчерице «в этом ребячестве», чем очень расстроил Катю. Ей очень хотелось наладить отношения с тем, кто в новом мире стал для неё отцом.
Но со временем даже строгий и суровый герцог Червинг осознал, что милая улыбка и внимание к нему падчерицы согревают душу и поднимают настроение. Ведь девушка ничего не просила взамен, не хитрила, а просто дарила любовь и тепло, что оказалось достаточно непривычным для всесильного герцога, от которого всегда и все чего-то ждали, даже любимая супруга и сыновья.
С утра до вечера изменившаяся Катя вместе с Ники носилась по своему крылу в замке, в который вместился бы ни один детский дом, поражая домочадцев неуемной энергией и веселым нравом, засовывая любопытный нос куда надо и не надо, приходя в восторг из-за совершенно обычных вещей.
Но такая странная леди Кэтрин нравилась всем гораздо больше, чем прежняя — тихая, незаметная и вечно печальная девушка.
Тем более, весёлая леди Кэтрин для каждого находила доброе слово и улыбку. Конечно, иногда молодая мисс употребляла в речи совершенно непонятные слова, но слушать её было всё равно приятно и весело. Всем, кроме Артура Червинга, который вскоре стал подозрительно коситься на девушку.
Катя пыталась и его обласкать вниманием, но молодой маг не поддавался её обаянию, сохраняя дистанцию, уделяя немного своего драгоценного внимания лишь младшему брату.
— Фифа какая! — сердилась Катя. — Ужасно вредный этот Артур! Но ничего! И не такие крепости брали! — возмущённо добавляла она.
— Когда это ты завоёвывала крепости? — удивлялся Ники.
— Честно? Каждый день! — фыркала Катя, думая о миледи, герцоге, слугах.
— Я тоже хочу брать крепости! — прыгал от восторга Ники, сжимая в руке игрушечный меч.
— Слушайся меня и станешь победителем! — подмигивала братику Катя, гордо и решительно вскидывая подбородок и распрямляя худенькие плечи.
Николас слушался сестру, с которой они стали хулиганить. Когда Катя ловила равнодушный взгляд Артура, то неожиданно скашивала глаза к переносице, или показывала язык, от чего молодой лорд каждый раз выглядел искренне ошарашенным. И после подобного его взгляд был постоянно прикован к младшей сестре.
Катя же мысленно хихикала, так как понимала: леди в этом мире точно подобное не вытворяли!
— Я ещё никогда не видел, чтобы леди так умели! — восторженно фыркал Ники. — Да и лорды тоже! Это так весело, Кэтрин! Ты меня научишь?!
— Ещё бы! Будем вместе завоевывать крепость под именем «лорд Артур Червинг»! — с довольным и хитрым видом отвечала Катя.
Землянка научила братика скашивать к переносице глаза, отчего герцогиня приходила в неописуемый ужас.
А ещё девушка научила малыша одной страшной рожице, от которой как-то наконец-то изумлённо хмыкнул даже вечно сдержанный высокомерный Артур. Правда, молодой человек тут же вновь надел на лицо привычную серьёзную маску, но улыбка так и просилась на его сдержанное лицо, а самому Артуру постоянно приходилось контролировать эмоции.
Только вот, когда и Катя как-то за семейным ужином оттянула двумя пальцами веки вниз, скосила глаза к переносице и указательным пальцем второй руки кончик носа подняла вверх, Артур, в это время спокойно попивавший чай, поперхнулся так сильно, что его еле отстучали.
Герцог, к счастью, не заметил проделки Кати, а герцогиня и Ники долго не могли остановиться от смеха.
Слуги, прислуживающие за чаепитием, тоже еле сдерживали недоверчивые весёлые усмешки.
— Что ты снова устроила,
