во-вторых, мне достаточно хорошо известна действенность советского политического контроля над печатью, чтобы допустить возможность опубликования статьи с серьезными уклонами в издании такого характера, как Большая советская энциклопедия. Если это возможно в отношении отдельных статей в каком-нибудь незначительном журнале или газете, то не в Большой советской энциклопедии.
Я посетил двух психиатров, добиваясь ответа на вопрос о возможности «излечения» от гомосексуализма, – Вы, может быть, удивитесь этому. Я готов был пойти на все, лишь бы избежать необходимости оказаться в противоречии с советским законом. Если бы возможность излечения действительно была установлена, тогда все было бы, конечно, проще.
Несомненно, желательно, чтобы большинство людей были нормальными в половом отношении. Я боюсь, однако, что этого никогда не будет. И я думаю, что мое опасение находит свое подтверждение в фактах истории. Напоминаю Вам, что гомосексуалисты составляют всего два процента населения; вспомните также, что среди этих двух процентов были такие исключительно одаренные люди, как Сократ, Леонардо да Винчи, Микеланджело, Шекспир и Чайковский. Я ни в коем случае не намерен защищать абсурдную теорию о том, что гомосексуалисты принадлежат к породе каких-то сверхчеловеков, что гомосексуализм и гениальность – синонимы. Однако я полагаю, что некоторые виды таланта, в частности таланты в области искусства, поразительно часто сочетаются с гомосексуализмом; это следует иметь в виду.
Когда оба психиатра, которых я посетил, вынуждены были под давлением моих вопросов признать, что существуют случаи неизлечимого гомосексуализма, я установил свое отношение по этому вопросу окончательно.
Надо признать, что существует такая вещь, как неискоренимый гомосексуализм, и отсюда, мне кажется, как вывод следует признать неизбежным существование подобного меньшинства в любом обществе. В таком случае нельзя найти никакого оправдания для того, чтобы объявить этих людей уголовно ответственными за их отличительные черты, в создании которых они ни в какой степени не повинны, которые они не в состоянии изменить, даже если бы они этого хотели.
Таким образом, пытаясь рассуждать в соответствии с принципами марксизма-ленинизма, я и пришел в заключение к противоречию между законом и теми выводами, которые вытекали из моей линии рассуждения. И именно это противоречие заставляет меня желать авторитетного высказывания по этому вопросу.
С коммунистическим приветом!
Гарри Уайт[25]
Сталин действительно прочитал письмо Гарри. И оно его не впечатлило. Наивный шотландец не вызвал у диктатора ничего, кроме насмешки и презрения. Сталин нацарапал на письме:
В АРХИВ. ИДИОТ И ДЕГЕНЕРАТ. ИОСИФ СТАЛИН
Будучи лишенным сочувствия к миллионам граждан СССР, которых он приказал расстрелять или отправил умирать в ГУЛАГ, Сталин наверняка не испытывал особой симпатии и к таким, как Гарри.
О существовании гомосексуальности Сталин узнал, отбывая заключение в царских тюрьмах в начале 1900‐х годов. Гомосексуальная активность там, как правило, сводилась к одному сценарию: старшие и более опытные заключенные жестоко насиловали новичков, которые затем приобретали статус «педерастов» – мужчин, сексуально доступных для других заключенных и принуждаемых к подчинению. «Педерасты» находились на низшей ступени тюремной иерархии, могли также начать заниматься проституцией или предлагать себя другим заключенным, чтобы выжить. Был и другой способ стать «педерастом» – за несоблюдение кодекса тюремных порядков. Таких заключенных также насиловали и подвергали сексуальному унижению[26].
Тот факт, что и Ягода, и Сталин использовали слово «педерастия», не только демонстрирует степень и, возможно, пределы их познаний о гомосексуальности, но и намекает на их происхождение. Это также показывает, какие ассоциации у них вызывало это слово, так что реакция Сталина на письмо Гарри Уайта едва ли заслуживает удивления. Сталин, очевидно, представлял себе гомосексуальность или «мужеложство» как инфекцию вырождения, которая зародилась в тюрьмах и могла распространиться в армии и на флоте.
Гарри так и не получил от Сталина ответа. В 1935 году он покинул Москву и СССР.
Глава 3, в которой молодой сибиряк приезжает в Москву в погоне за мечтой
Москва, 1937
Для девятнадцатилетнего Саши 1937 год стал особенным[27]. Он поступил в престижное Московское театрально-музыкальное училище имени Глазунова, осуществив мечту многих начинающих артистов. Саша родился в Благовещенске, захолустном городке недалеко от границы с Китаем, с населением около 60 000 человек, и всегда стремился как можно скорее покинуть родной город, чтобы построить актерскую карьеру в столице. Когда в Благовещенск с гастролями приезжали артисты из Москвы, Саша мечтал, чтобы они взяли его с собой. Родители, однако, не одобряли его желания стать актером: они считали такой заработок слишком ненадежным, да и вообще не хотели, чтобы сын куда-то уезжал.
К тому времени, как он окончил школу, мать с отцом все же смирились с этой мыслью и даже дали ему денег на дорогу. В 1937 году Саша купил билет на поезд и отправился в долгое – почти пятидневное – путешествие из Сибири в Москву. Пока поезд грохотал по рельсам, Саша смотрел, как мимо проносятся бескрайние леса и поля, и представлял свою новую жизнь в столице СССР.
В училище принимали по итогам прослушивания. Саше предстояло декламировать стихи и прозу, танцевать и играть на музыкальном инструменте, а также демонстрировать другие сценические таланты, чтобы произвести впечатление на именитых актеров в приемной комиссии. Ему, очевидно, это удалось: после прослушивания Саша нашел свое имя на стене у входа в аудиторию в коротком списке зачисленных.
В 1937 году в Москве и других крупных городах стали пропадать люди. Причиной ночных исчезновений были аресты НКВД. Под покровом темноты к дому подъезжала машина, из нее выходили два-три человека в черных плащах. Они молча находили нужную квартиру, стучали в дверь и будили жильцов. Затем сухо объясняли, что одного из членов семьи обвиняют в политическом преступлении. Квартиру обыскивали, переворачивая все вверх дном. Наконец обвиняемому приказывали собраться и пройти за сотрудниками тайной полиции. Некоторым собранные вещи так и не пригодились: многих арестованных расстреливали уже через несколько часов после ареста. Других отправляли в лагеря. Пропавшие, как правило, назад не возвращались.
Пик Большого террора, как принято называть этот период советской истории, пришелся на 1937 год. Его жертвами становились как высокопоставленные чиновники и генералы, которых Сталин подозревал в неблагонадежности, так и простые люди. Последних могли обвинить в шпионаже или заговоре против советского режима: достаточно было бросить неосторожное замечание о зарубежном певце или случайно наступить на разворот газеты с фотографией Сталина. В обществе царили страх и мнительность. Люди подслушивали за соседями и друзьями и писали доносы – одни думали, что это защитит их от репрессий, другие преследовали личные цели. Именно в это время Саша начинал путь к своей мечте.
Вся его жизнь вращалась вокруг театра и занятий по актерскому мастерству. С раннего утра и до позднего вечера Саша пропадал на уроках и репетициях, едва успевая поесть. Жизнь артиста оказалась труднее, чем он ожидал, но
