главное. «В городе ли, в деревне, — говорил Шукшин, — одолевает нас тьма нерешенных проблем — проблемы механизации, проблемы мелиорации, проблемы интеграции и т.д. и т. п. Важные проблемы? Кто об этом спорит... И надо, конечно, эти проблемы решать. Нужны удобрения. Нужны машины. Нужны каналы для орошения. И хорошие свинарники. Но вот что меня мучает страшно: всегда ли мы успеваем, решая все эти проблемы, задумываться о самом главном — о человеке, о душе человеческой? Достаточно ли мы думаем и заботимся о ней?»[7]. Вот об этом — о долге человека, о совести, о правде и напоминал читателю все время писатель Василий Макарович Шукшин.
Тимофей Худяков спьяну принял своего тестя за Николая Угодника и взмолился: чтобы тот ему дал «билетик на второй сеанс»: «Родиться бы мне ишо разок! А? Пусть это не считается — что прожил...» И об этом, о том, что «билетика на второй сеанс «никто не даст», что «живем мы один раз, а не два и не три, и петь свою жизнь нужно не фальшивя», говорили девятиклассники, размышляя над страницами шукшинских рассказов. Говорили и о том, что писатель не дает в них готовых ответов.
«Писатель ставит перед читателем вопрос о духовной жизни человека, о смысле жизни. И, может быть, весь смысл, вся привлекательность его творчества в том, что Шукшин, задав эти вопросы, и не думает полностью отвечать на них. Он только задает к главным вопросам наводящие, тем самым будя интерес к главным, основным».
«Наверное, каждый человек должен по-своему ответить на эти вопросы, но только все должны понимать одно, и об этом, по-моему, нас заставляют задумываться рассказы Шукшина, что в жизни нужно найти смысл, найти верную дорогу, чтобы не приходилось все время мучиться от едкой, неотвязчивой боли».
«Второй жизни у человека нет, а есть только одна жизнь. И очень часто человек остается неудовлетворенным тем, как он прожил свою жизнь. Кажется, что было сделано не все, многое было упущено. И, как правило, только в старости понимаешь, что жизнь была плохая. И поэтому нужно оглядываться не только в прошлое, а смотреть в настоящее и заглядывать в будущее. «Какая моя жизнь?» — этот вопрос мы должны задавать себе уже сейчас и вместе с этим задумываться над тем, какая она будет, какой должна быть. И тогда потом, в старости, нам не будет мучительно больно за бесцельную, неполную, плохую жизнь».
Так на уроках литературы слились воедино раздумья над собственной жизнью, размышления над страницами русской классики и осмысление литературы современной.
Эпиграфом к этой главе я взял строки из стихотворения Александра Твардовского. Судя по всему, именно это стихотворение заставило обратиться к автору одного из его читателей. Ответом поэта я заканчиваю урок: «То, что названное стихотворение навело Вас на мысль, присущую всякому сознательному человеку с известного возраста, мысль о смерти, о неизбежности личного конца, о великом и вечном законе природы — это, по-моему, никакой не пессимизм. Разве можно ценить жизнь, любить ее и делать ее, как подобает разумному существу, — во благо, а не во вред тебе подобным, — не зная, не имея мужественного и здравого сознания ее преходящести, временности? В том-то и сласть и ценность ее, что она одна у каждого и нельзя ее прожить как-нибудь, спустя рукава. Осознание этого — начало того процесса духовного роста, который формирует зрелого человека...»[8].
Потом, в десятом классе, я буду говорить о том, что современная советская литература все чаще и чаще обращается к героям, которые оглядываются на прожитую жизнь и подводят итоги прожитому. Ведь именно так построены и «Судьба человека» Шолохова, и «При свете дня» Казакевича, и «Фиалка» Катаева, и «Берег» Бондарева, и «Предварительные итоги», и «Другая жизнь» Трифонова, и «Морской скорпион» Искандера, и «Бессонница» Крона, и «Однофамилец» Гранина.
По-разному подводят герои этих книг окончательные или «предварительные итоги». Одним не в чем себя упрекнуть, и в прожитом видят они достойную жизнь. Других, как «морской скорпион», жалит совесть, и их томит «бессонница», ибо, как «при свете дня», встают перед ними и прожитая жизнь, и та «другая жизнь», какой она могла бы быть, но какой не стала. Но и те и другие книги напоминают человеку об ответственности перед жизнью, которая дается человеку один раз и прожить которую «нужно так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы». И те и другие ведут человека к твердому «берегу».
УРОКИ СОВЕСТИ
Совесть — изначальная проблема. Все время, пока живет человек, он думает, размышляет, что такое совесть. Совесть, если сформулировать обобщенно, есть внутренний стимул и внутренний тормоз: что разрешается и что запрещено? Что прекрасно, а что отвратительно?
Чингиз Айтматов
1
Когда я читал в классе такие некрасовские стихотворения, как «Рыцарь на час», «Умру я скоро. Жалкое наследство...», «Скоро стану добычею тленья», стихотворения, в которых поэт казнит себя за то, что погрузился «в тину нечистую мелких помыслов, мелких страстей», кается в том, что «к цели шел колеблющимся шагом», с болью говорит о портретах друзей, что «укоризненно смотрят со стен», когда я читал все эти стихотворения девятиклассникам, то некоторым из них казалось (так они об этом говорили потом сами), что здесь какое-то непонятное недоразумение: ведь всем ясно и понятно, что если поэт пишет о народе и революции, то тем самым он служит народу и революции.
А может быть, дело в другом: может быть, кому-то из них просто непонятен человек, который требовательней и беспощадней к самому себе, чем современники, который судит себя строже, чем потомки!
И надо было показать ученикам, как близки нам идейно-нравственные традиции, которые несет некрасовская поэзия, как дороги нам те уроки беспощадной совести, которые завещаны нам великой русской литературой. Вот почему, закончив изучение лирики Некрасова, на уроке внеклассного чтения мы обратились к повести Василия Быкова «Обелиск».
Главный герой повести — сельский учитель Алесь Мороз. Ученики Мороза в тайне от учителя организуют диверсию, чтобы убить предателя. Но немцы схватили их, а учитель, вовремя предупрежденный, скрылся у партизан. Тогда оккупанты объявили, что если Мороз сам придет к ним, то арестованных ребят отпустят, а «по селу распустили слух, что вот-де как поступают Советы: чужими руками воюют, детей на заклание обрекают».
Когда Мороз решил идти и объявить себя, и командир и комиссар партизанского отряда набросились на него: «Надо быть круглым идиотом, чтобы поверить немцам, будто они
