Ты заберешь его? - спрашивала я и в своем отчаянии обращалась к аргументам, которые раньше сама отвергала: - Ведь он сражался за Тебя, за веру, за священников, против республиканцев! Неужели он был не прав? Неужели его силы этой борьбе уже не нужны Тебе?» В душе я, конечно, понимала, что мой муж совершил довольно много грехов. Он убивал, и не раз. Но я так любила его, что порой была твердо уверена, что сумею спасти Александра силой этого чувства.
7
У меня было не очень много возможностей для того, чтобы вникнуть в подробности случившегося несчастья, но в конце концов ход событий стал мне понятен. 31 августа 1799 года отряд Александра, встречавший барку с английским оружием, был застигнут редким нынче отрядом береговой охраны. Три пули поразили его на месте, четвертую, едва не задевшую сердце, выпустил, на миг обернувшись, убегающий синий солдат. Этот поход вообще был трагичен, ибо погибло двенадцать шуанов - три четверти того состава, что был тогда на берегу близ Сен-Мало.
Я узнала все это у местной повитухи. Она приходила к раненому, готовила травяные отвары - от жара, кровотечения, рвоты, от злых духов и колдовства лесных фей. Её снадобья, увы, не очень-то помогали. Я дожидалась доктора, и д’Арбалестье, наконец, приехал - в понедельник вечером.
- Боже! - воскликнул он, едва взглянув на меня. - Вы сами похожи на умирающую, мадам.
- Он не пришел в сознание, - сообщила я, словно не слыша его слов. - У него, как и прежде, жар… ах, я не знаю, как все это может так долго продолжаться!
- Не могу вас успокоить, мадам герцогиня, ибо точного срока нет… Но, может быть, беспамятство - это и к лучшему, так он меньше страдает.
Он сделал перевязку, осмотрел раны, смазал их чем-то, похвалил меня и оставил какие-то порошки на туалетном столике.
- Главное, мадам, укрывайте его. Ему необходимо тепло.
- Но как же? Он весь горит, доктор!
- Укрывайте, даже если он сопротивляется. Не ленитесь. Кладите горячие кирпичи, завернутые во фланель, ему в ноги. С потом выходят все вредные вещества… А в остальном - будем надеяться на Бога.
- А каким вы находите его состояние?
- Скажу вам честно, не самым лучшим. Однако господин герцог выдержал столько дней и остался жив.
Так что надежда есть… Да, кстати: давайте ему красное вино по ложечке в час, это приободрит его.
Окинув критическим взглядом мою фигуру, д’Арбалестье мягко заметил:
- А вам я настоятельно рекомендую отдохнуть, мадам. Если вы хоть немного дорожите своим ребенком, забудьте о муже, выпейте молока с медом и хорошенько выспитесь. Без сна вы долго не продержитесь.
Он удалился, пообещав, что заедет на днях. Я знала, как опасны сейчас дороги, поэтому ценила то, что он все еще к нам ездит. Что же касается сна, то, конечно, за совет я была ему благодарна, но выполнить эту рекомендацию тотчас не могла себя заставить. Сейчас были другие дела. Разве не говорил доктор о красном вине?
Я поднесла к губам Александра ложку вина и почти насильно влила ему в рот. Потом стала готовить для него питательный напиток. Все продукты у меня были здесь, не приходилось бегать на кухню… Я подбросила ароматных трав в очаг, подвесила к крюку в камине чайник и пошла к столу, чтобы взбить яйца. Двигалась я неуклюже, ибо сильная усталость растекалась по всем членам, в ушах шумело. В какой-то миг у меня так закружилась голова, что я, сделав неловкий жест, уронила на пол ложку. Выругавшись, я побрела к звонку, чтобы позвать служанку. Заниматься еще и уборкой - это уже будет слишком для меня… Я позвонила, намочила платок, положила его на лоб Александру и вернулась к столу.
Со двора донесся шум.
- Что такое? - спросила я у вошедшей служанки.
- Люди собрались у крыльца, - пояснила она по-бретонски. - Они просят вас показаться, ваше сиятельство.
Я выглянула в окно. У крыльца толпились, громко переговариваясь, человек двадцать шуанов. Головы почти у всех были обнажены, свои шляпы и колпаки они держали в руках, из чего я заключила, что они намерены вести себя с полной почтительностью. Вероятно, это были люди Александра, пришедшие из лесных убежищ.
- Ну-ка, уберите здесь, - велела я служанке. - Уберите пролитое и проветрите комнату, однако не так, чтоб герцог простудился. Я сейчас вернусь.
Выходя, я бросила взгляд в зеркало и пришла в ужас от своего вида: платье, застегнутое кое-как, было засалено на груди, взлохмаченные волосы, давно не знавшие щетки, слиплись, глаза были обведены желтыми кругами, губы искусаны… Какой неухоженный, неприглядный у меня вид! И это такая герцогиня идет показываться своим крестьянам?
«Ах, да гори оно все огнем! - мелькнула у меня мысль. - Какая им разница, как я выгляжу? Я толком не спала четыре ночи, и впереди у меня, пожалуй, то же самое! А вот они - какой черт их принес чего-то требовать от меня именно в такое время?!»
Пока я шла, шуаны стали шуметь сильнее. Испугавшись, я из последних сил заставила себя прибавить шагу и, выбежав на крыльцо, почти закричала:
- Что такое? Разве нельзя вести себя тише? Вы потревожите господина герцога!
Наступила тишина. Я говорила по-французски и меня, вероятно, далеко не все поняли, что уже один мой вид заставил шуанов притихнуть.
- Мы как раз о сеньоре и хотели спросить, - отозвался наконец один из них и поклонился. - Жив ли он, мадам герцогиня? Что с ним? Отчего никто не объясняет нам ничего?
- А может, - раздался еще один голос из толпы, - может, сеньор так плох, что уже не сможет сражаться? Может, нам лучше отправиться в другие места, к другим начальникам? Господа д’Отишан, Бурмон или Мерсье-Вандея примут нас!
Я пришла в ужас, услышав такое. Да что там - меня просто прошиб холодный пот! Александр вот уже полгода был вне закона, и если бы в Белые Липы заехал какой-нибудь синий отряд или жандармы, его неминуемо арестовали бы. А может, и расстреляли бы без суда! Сам он позаботиться о себе не мог, шуаны были его единственной защитой. Понятно, что они хотят воевать за Бога и короля, но пусть немного сдержат свою прыть, поскольку сейчас им нужно побыть здесь!
- Мне удивительно слышать такое! - воскликнула я, переходя на бретонский. - Герцог жив. Он
