Книга Боня-2 - Дмитрий Олегович Смекалин

занятие, так что возражать он и не пытался. Зато сам, немного из чувства протеста, вытащил из багажа удочку и уселся на берегу пруда. Не клевало совершенно. Как будто рыбы в пруду не было совсем. Только стрекозы иногда на поплавок садились. Амулет отпугивания насекомых Боня выключил. На солнце комары не нападали, зато муху поймать было реально и в качестве наживки ее попробовать. Правда, не помогало. Часа через два проинспектировать Бонины успехи подошли студенты-монахи. Брат Фока и брат Ника. Студенты их так "братцами" и звали, хотя родственниками они не были. Не обнаружив улова братцы степенно удалились в лагерь, откуда вернулись, на ходу разматывая десятиметровую сеть. — А не мелковата ли ячея у вашей сетки? — решил проявить эрудицию Боня. — В такой только мелочь может запутаться, а крупная ткнется носом и уйдет. Оказалось, это бредень. Братцы неспешно, но по-деловому срубили два небольших деревца на шесты и привязали их к краям сетки. Получилось похоже на волейбольную, только больно длинная. После чего монахи подоткнули рясы так высоко, что голые ноги стали видны практически целиком, взяли сеть за шесты и разошлись по противоположным сторонам пруда. Когда сеть натянулась, они прошли еще немного, постепенно заходя в воду. Затем дружно опустили бредень в воду и, взявшись за шесты покрепче, повели ее назад в сторону Бони. Удочку тот уже давно убрал и теперь с интересом наблюдал за действиями братцев. Оказалось, не он один. — И что это братья-монахи в пруду делают? — раздался у Бони над плечом довольно приятный голос, только иногда растягивающий шипящие звуки. — Никак русалок ловят, греховодники? Нет в этом пруду русалок, зря с-стараетесь. Может, я на что с-сгожусь? Боня невольно вздрогнул и повернул голову. Потом вздрогнул еще раз. Лицо у возвышавшейся над ним женщины (Боня сидел) было очень похоже на Светино. Только глаза и волосы были темно-зелеными. Такие же вертикальные зрачки, разве что нижние веки чуть более припухшие. Фигура тоже была похожей и, стало быть, весьма неплохой, одновременно спортивной и женственной. Кожа покрыта равномерным бронзовым загаром с легким зеленоватым отливом. Одежды на незнакомке не было никакой, но назвать ее голой тоже было нельзя, скорее, топлес (примерно второй размер). А вот ниже, как приспущенные джинсы с низкой талией, бедра начинала покрывать сначала мелкая, а затем и более крупная чешуя, и вместо ног в наличии был здоровенный змеиный хвост. — Нет, — серьезно сказал Боня, — на русалку ты не потянешь, хвостом не вышла... — Конечно, я же лучш-ше! — змеелюдка улыбнулась, вроде бы кокетливо, но получилось как-то плотоядно. — Русалки только в воде хороши, а на с-суше у них кожа всегда мокрая и рыбой от них воняет. А у меня кожа... Хочеш-шь потрогать? — Знаешь, ты очень на мою жену похожа, — Боня на всякий случай решил обозначить, что "место уже занято". Только у тебя глаза и волосы зеленые, а у нее фиолетовые. Хотя зелеными тоже были. Недолго. Тогда, вообще, одно лицо. Змеелюдка чуть вздрогнула и улыбалась уже не так уверенно. — Ну и кто у тебя жена? — Дракона. Ваше племя, наверное, родственно драконам? Змеелюдка нарочито небрежно, но очень внимательно осмотрела всю линию горизонта по кругу. Затем повернулась к Боне и медленно подползла к нему почти вплотную. — Родс-ственники. Только эти ящерицы летать умеют, вот всюду первыми и успевают. Странно только, что она тут тебя одного оставила. Или где-то рядом с-спряталас-сь? — последнее слово она уже не произносила, а шипела. — Погоди, — Боня решил вернуть разговор в правильное русло. — Как-то мы уже к разговорам о семье перешли, а друг другу не представились. Меня Боней зовут. А тебя? — А ты меня з-звать с-собираешься? Боня с интересом еще раз осмотрел новую знакомую сверху донизу. Та явно ожидала какой-то иной реакции и вела себя как-то странно. Но на найденном им древнем кристалле про дикую природу этого мира о разумных существах ничего не говорилось. — Как твое имя? И, кстати, как твой народ называется? Или ты одна такая? — Нет, не одна, хотя этот жуткий с-сон немногие пережили. Ламис-са мое имя, а народ мой — ламии, — Ламисса снова выжидательно посмотрела на Боню. Тот немного покопался в памяти. Нет, о ламиях в этом мире он ничего не слышал. Было что-то в античной мифологии Земли и, кажется, что-то неприятное. Но в мифах мало о ком хорошо говорилось. Вон, о горгульях каких только гадостей не писали, а на деле очень приятными разумными оказались. — Вы, наверное, совсем недавно очнулись? — спросил Боня, хотя ответ и так был очевиден. Странное поведение ламии его немного напрягло, так что хотелось с ней поговорить, чтобы прояснить непонятки. Все-таки Боня всегда ко всем разумным относился хорошо, до тех пор, пока они не доказывали, что так к ним относиться не стоит. — А откуда ты з-знаешь? — Ламисса, ты не из Одессы, случайно? Все время отвечаешь вопросом на вопрос. Ну, ладно, сам отвечу. Мана в этом мире вновь появилась только вместе со мной. А я сюда только два года назад перебрался. Так что за свое пробуждение можешь мне спасибо сказать. А год сейчас по эльфийскому летоисчислению, если знаешь такое, десять тысяч четвертый от Первого Саженца. Когда мы это вычисляли, я было решил, что в десятитысячный год сюда попал, но, как выяснилось, на два года промахнулся. — Интерес-сно... Хотя и несущественно. Мы, как и драконы, не с-стареем. Расскажешь, что мы пропус-стили? Боня обратил внимание на то, что говорила его новая знакомая как-то странно. Иногда растягивала шипящие или свистящие звуки, но не всегда, хотя в каждом предложении делала это хотя бы один раз. И интонация какие-то выжидательная. А, может, и впрямь, одесситка? В этом городе каждое второе предложение с вопросительной интонацией произносят. Змеюка агрессивности, вроде, не проявляет, эмоциями излучает, скорее, интерес и надежду, но чего-то недоговаривает. И магем на нее наложено чуть ли не больше, чем Галадриэль носит. Непонятно каких. На всякий случай — проверил свой мановый доспех, все ли тело покрывает... — Расскажу, только это быстро не получится. Все-таки пять тысяч лет прошло. Так что давай — на привале обстоятельно поговорим. Ты мне тоже о себе расскажешь, а то я про вас ничего и не знаю. А пока — присоединяйся. Рыбу чистить умеешь? Слушая Боню, Ламисса улыбалась все шире и шире, но на последней