в потолок. За портвейном они окончательно помирились.
— Я же пошутил насчет Анны, — миролюбиво пояснил Никита. — Тем более она бы все равно отказалась.
— Дурак ты боцман, и шутки у тебя дурацкие, — беззлобно отругивался Михаил.
Он же предложил сыграть в карты, чтобы убить время до ужина.
— А на что играть будем? — спросил Алексей.
— На сеанс закаливания, — немного поразмыслив, заявил Ястребов. — Кто проиграет — раздевается до трусов, перелезает через балкон и купается в снегу.
— Сурово! — поежился Дубовик. — Да сейчас на улице не меньше пятнадцати градусов. А если кто из нас заболеет после такого купания?
— Не заболеет… Стакан портвейна для профилактики — и вперед. Ну что, погнали? Или ты, мой юный друг Бобовик, боишься, что раз в любви повезло, то в карты непременно проиграешь?
— Ни хрена не боюсь, сдавай!
Самое забавное, что проигравшим оказался ни в чем не повинный Гурский.
— Может, не надо? — робко попросил он, ежась и поглядывая на темное окно балкона.
— Давай-давай, закаляйся! — дружно подбодрили его собутыльники.
Алексей неохотно разделся и, моля бога о том, чтобы свидетелем его очередного позора опять не стала Наталья, открыл дверь балкона и ступил босыми ногами на снег. На его счастье, пока он примеривался, как получше перелезть через перила, к подъезду подошла одинокая женская фигура в синей нейлоновой куртке и кокетливой белой шапочке.
— Привет, Гурский! Вы чего там — уже до чертиков допились?
— О, это ты! — Алексей обрадованно помахал ей рукой. — Заходи быстрее, наш номер — шестнадцатый. Поспешно нырнув обратно в комнату, он захлопнул за собой балконную дверь и, стуча зубами от холода, объявил: — Маруся приехала!
— Ну, писатель, считай, тебе повезло! — заявил сразу оживившийся Михаил. — Одевайся скорее, чтобы не заставлять девушку ждать.
Действительно, через минуту уже весело барабанили в дверь. Ястребов распахнул ее настежь, тут же привлек к себе улыбающуюся Марусю и принялся жадно целовать ее холодные от мороза щеки.
— Как же я рад, что ты приехала!
— Да ладно, ладно, не подлизывайся… Зачем вы Гурского голым на балкон выгнали?
— Он в карты проиграл, — пояснил Никита, делая приветливый жест рукой. — Выпить хочешь?
— А что вы тут пьете?
— Портвейн, — ответил Ястребов и полез доставать новую бутылку.
— Фу, какая гадость! — поморщилась Маруся. — А я вам кое-что получше привезла.
Появление трехзвездочного армянского коньяка «Арарат» было встречено обрадованным ревом уставших от портвейна друзей.
— Между прочим, — заметил Гурский, заканчивая одеваться и появляясь из-за открытой дверцы стенного шкафа, — до закрытия столовой осталось ровно двадцать минут. Мы ужинать собираемся?
— Верно! — тут же засуетился Михаил. — Погоди, мать, не раздевайся, пойдешь с нами. За нашим столиком как раз есть свободное место.
— А меня накормят?
— Накормят. В крайнем случае, мы с тобой поделимся.
Через пять минут все четверо выскочили на улицу и быстрым шагом устремились к столовой. Приглашая Марусю, такую хорошенькую, разрумянившуюся, нарядную и веселую, Ястребов преследовал коварную мысль — продемонстрировать Анне свой успех у женщин и вызвать досаду. Однако его ждало страшное разочарование — прямо в холле они наткнулись на одинокую Ольгу, которая уже направлялась к выходу.
— Привет! А где Анна? — Отстранив Никиту, Ястребов первым преградил ей дорогу.
— Она еще днем уехала в Москву. А ты разве не знал?
— Как — в Москву? — Михаил был так ошарашен, что на какое-то время даже забыл о Марусе, внимательно прислушивавшейся к их разговору. — Зачем? Разве у нее путевка не на десять дней?
— Значит, ты теперь осталась одна? — обрадованно встрял Никита.
— Да погоди ты, — перебил его Ястребов. — Почему она уехала?
— Сказала, что ей уже все здесь надоело и захотелось домой. — Разговаривая с Михаилом, Ольга смотрела на Дубовика, улыбаясь и обмениваясь с ним многозначительными взглядами.
— А телефон она тебе оставила?
— Нет. А ты разве сам у нее не взял?
— Проклятье! — Ястребов даже не пытался скрыть огорчения. — Но ты с ней еще увидишься?
— Конечно, мы же учимся в параллельных группах.
У Михаила промелькнула мысль о том, что Анна оказалась по-настоящему порядочной девушкой и не захотела провести еще одну ночь, отвернувшись лицом к стене и делая вид, что спит, в то время как ее подруга активно развлекается с Никитой. Он хотел еще что-то спросить, но тут Маруся, обиженно надув губы, раздосадованно толкнула кулаком его в бок.
— Ты чего? — Будущий журналист оглянулся.
— Отойдем в сторонку.
Гурский разделся и прошел в зал, Никита остался стоять в холле, договариваясь с Ольгой, а Михаил нехотя последовал за Марусей.
— Я так понимаю, — первой заговорила она, — что эта Анна тебе не дала и поэтому ты позвонил мне?
— Ну и что?
— Свинство это, вот что!
— Да ладно тебе, мать, не бери в голову, бери в …! — Заметив яростные огоньки в серовато-голубых глазах Маруси, Михаил отчетливо понял, насколько велики его шансы и сегодняшней ночью остаться без девушки, поэтому вовремя прикусил свой блудливый язык.
— Сволочь ты, Ястребов!
— Да почему же я сволочь? Ты там, в Москве, кувыркаешься в постели со своим женихом, а я здесь что — должен обет воздержания соблюдать?
— Во-первых, я с ним нигде не кувыркаюсь, он меня слишком сильно любит…
— Одно другого не исключает.
— Не перебивай! А во-вторых…
— Ну что, мы идем? — весело спросил Никита, подходя к ним. — А то ведь до утра останемся голодными.
— Не останетесь, — буркнула Маруся. — Я вам и пожрать кое-чего захватила.
— Ух, какая же ты у меня бесценная женщина! — радостно пропел Ястребов, обнимая ее за талию и увлекая в сторону зала. — Как же
