— Напомните-ка, что именно разбирали? — продолжал строить из себя маразматика Дракон. Если б мячи ещё перестал мять, поверила б точно.
— Речь шла о неспрягяемых глаголах. Драконьих, — уточнила зачем-то. Будто у Дракона они могли обсуждать что-то ещё.
— Я помню, что о глаголах, — наконец-то привычно взвился Палица, прислушиваясь к чему-то внутри мяча. — Я так осторожно выспрашиваю, какие именно несклоняемые глаголы вы использовали!
Ну слава богам, а то она уже волноваться начала, не зацепила ли его личное поле своим самокопанием. Она могла, она знала.
— Стоять, — мрачно проговорила Петра. — Я использовала "Статире". — Шары тот час дёрнулись из ладоней Палицы, беспардонно шмякнув его по длинному узкому носу, от чего профессор опрокинулся назад и, прижав руки к лицу, простонал:
— Просил же, осторожно!
Хуже быть просто не могло.
Что могло быть хуже их Дракона, Невтона Евсеевича Палицы, профессора высокой драконьей словесности, с разбитым носом валяющегося у её ног, под её же в очередной раз (и как всегда не вовремя) воспрявшей грудью?
Чудовищной силы артефакт получился. Если удастся снять… Петра с усилием отмахнулась от бившихся в голову мыслей.
Да лишь бы удалось уже снять!
Под горячую руку с мыслями осторожнее надо, это она хорошо знала.
Девушка в ужасе смотрела на сидящего на полу Палицу, нос которого распухал на глазах, и желала только одного: чтобы всё это поскорее закончилось.
— Простите, — сдавленно произнесла Петра. Ни помочь Дракону, ни сбежать она не могла. Да и страшно было, потому что каждый её следующий шаг приводил к новой катастрофе. Поэтому она мучительно краснела и ждала, когда Палица сам очухается и наконец ей поможет.
Из-за стеллажей послышались быстрые шаги, сопровождаемые шипящими ругательствами и отчаянным "Лиере! Лиере!".
Петра успела подхватить опять рухнувшие вниз от прозвучавшего заклинания шары, закрыться руками, кое-как заправить выпростанную рубашку и сквозь зубы шепнуть:
— Статире!
Из-за стеллажей послышался сдавленный стон.
Палица полушёпотом прогнусавил:
— Очень любопытно, — и окончательно улёгся на стёртый до белёсости библиотечный пол, по всей видимости, имитируя глубокий обморок.
Часть 7
* * *
Смирна почувствовал неладное на лестнице, ведущей на галерею библиотеки. Он даже оглянулся вокруг, но ни рядом с ним, ни поодаль, слава богам, никого не было.
Ему теперь везде мерещилась Шапек. Как вот сейчас. Казалось, всё пространство вокруг пропитано её присутствием. Хотя как одна мелкая Шапек смогла бы пропитать собой целую двухэтажную библиотеку академии, к тому же сейчас, по всей видимости, совершенно пустую, Смирна не знал. Зато ощущения, что наполняли его всего, говорили ровно об обратном.
Он попробовал игнорировать нарастающий дискомфорт, как и, наоборот, прислушаться к себе — ничего не помогало, и Смирна упрямо шёл в направлении спасения — в отдел прикладной магии в поисках обратного заклинания отвода глаз.
Объяснить подробнее он не смог бы. Смирна собирался отвести глаза самому себе и надеялся найти словарную формулу, которая позволит ему это сделать.
Как «отвести глаз» от себя самого, единомышленников, дома и близких — все это было ему, разумеется, известно. А вот самому себе — этого до сего момента делать не приходилось. Он только надеялся, что в словарях об этом есть хоть что-то. Хотя бы в драконьих. А если и там не найдёт, придётся идти к Палице, так он решил, шагая на лестницу, когда почувствовал это снова.
Как и всегда в такие моменты, голова стала необычайно лёгкой, то ли от неясной щекотки внутри, то ли от стиснутого вдруг дыхания. Смирна оглянулся в поисках девушки, и симптомы продолжили стремительно развиваться, хотя он мог поклясться, что и не думал о ней, и тем более, старательно не представлял ничего большого.
Чувствовать себя озабоченным полудурком было не слишком приятно.
Поэтому формула заклинания была ему очень нужна, так он надеялся избавиться от ударного и нелепого наваждения типа Шапек.
Эту пигалицу прежде он вовсе не замечал. Ну не то что бы совсем вовсе, но взгляд, в основном, проскальзывал мимо, фиксируя её разве что как одну студиозусную единицу в наличии на занятиях. Смирна ставил напротив её фамилии знак плюс и забывал до следующей лекции.
Раз поймав этот её задумчивый взгляд, содрогнулся. Взгляд был откровенно страшным. Присутствовало в нём нечто потустороннее, тревожащее, пробирающее до самых печёнок. Поэтому связываться с ней Смирне ни по какому поводу бы не хотелось. Не его поля ягода, так он решил. Он даже прозвище ей тогда выдумал. Со страху, не иначе, чтоб бояться смешно было — Шапежка, вроде, как шанежка — картофельная ватрушка.
С ватрушкой она, разумеется, не имела ничего общего, будучи мелкой и тонкой, и вообще вся резкой, как натянутая струна. А ещё бледной, с горящим этим её внутренним безумием взглядом. Но прозвище почему-то не прижилось. Хотя с его легкой руки они всегда прочно за счастливыми наречёнными закреплялись, и те их гордо носили, а, может быть, просто вежливо сносили — этого Смирна не знал. Да и всё равно ему было, если честно. А вот про "шапежку" почему-то было обидно, что не поддержали. Он, можно сказать, от сердца это прозвище оторвал…
Может, они тоже этих её страшных глаз опасались, точно так же, как он? Хотя, что было страшного в этой невразумительной мелкоте, он бы сказать не смог, если бы у него спросили. Поэтому Смирна старался Шапежку вовсе не замечать, пока не произошло ЭТО.
ЭТО было большим, манящим, казавшимся мягким на ощупь. Таким, что ладони ныли, требуя это невообразимое осязать, чтобы просто узнать и запомнить. И ещё оно чудилось непередаваемо вкусным — он чувствовал едва ощутимую нежную терпкость на языке, и от этого башню рвало, а мысли не то что бы путались, а вовсе не появлялись. А те, что появлялись, мыслями называть было откровенно грешно.
Это ж надо в оборонных целях как-то использовать, посмеивался, поднимаясь по лестнице на второй этаж галереи, Смирна. Оружие массового поражения крайне устойчивого класса. Так он веселился, пока не услышал в отдалении подозрительно знакомые голоса.
Он прибавил шагу, потому что Палица ему, в общем-то, был нужен, и тут вдруг опять накатило так, что он, кажется, в голос застонал, отчаянно бормоча вслух:
— Лиере! Лиере!
Он давно бросил переживать, чем ему аукнется это «Лиере» в будущем, потому что команда «лежать», отданная громким шёпотом Смирне-младшему, могла привести совсем не к тому результату, о котором обычно мечтают парни. Но прямо сейчас идти было попросту невозможно.
Заклинание несколько помогло, но не так, как до этого — Шапежка чувствовалась здесь рядом, и дышать этим чувством Смирне было жарко.
