крышу развеяться — не помогло. Прогнал в памяти все Узоры — я все их помнил. Кроме одного. Кроме Перерождения. Странно. Почувствовал себя голым и беззащитным. Да уж, непривычное чувство.
Оставался ещё один вариант — Узор Концентрации, может, он поможет вспомнить. А если и нет, то лишним он всё равно не будет. Концентрация — хорошая штука. Восстанавливает память, вправляет мозги, делает их гибкими и способными к обучению. Хотя, по факту, она просто делает память идеальной. Всё, что мне нужно сейчас — идеальная память.
Придется побыть тише воды, ниже травы какое-то время, а если быть точным — целый год. И постараться не высовываться. Теперь, если умру, я больше не возрожусь в новом теле. Ладно, месяц я же протянул, протяну ещё одиннадцать. Тоже мне проблема!
До вечера ходил сам не свой, всё оттягивал, надеялся восстановить в памяти Узор Перерождения, но так ничего и не вспомнил. В каком-то скверном расположении духа зашёл в ванную, снова снял футболку и набросал в районе живота Узор Памяти, то бишь Концентрации.
Оделся, стараясь не смотреть на своё творение, словно оно в чём-то виновато передо мной, и завалился спать. Мирославку в тот вечер я так и не дождался, но зато утром проснулся раньше неё. Приготовил ей кофе, поджарил гренки с томатом, трясущимися руками взял планшет и стал чертить.
Сука! С трудом сдержался, чтобы не расхерачить его об стену. Сдержался, легче не стало.
— Максик, миленький! Что с настроением? — сонная Мирославка прошлась по кухне в коротких шортиках и маечке на голое тело, налила в кружку кофе и села напротив. Интересно, обязательно ходить в такой прозрачной майке по дому? — Не хочешь ехать к врачу? — заботливо поинтересовалась блондинка.
Проклятье! Ещё и к врачу тащиться. Я и забыл… Забыл. Смешно! Я что, запорол Узор? Та нет, вроде — он ярко сиял во время активации. Значит, не забыл. Просто не придал этому значение, не до этого было. Кстати, я так и не вспомнил ничего нового о своём прошлом. Слишком много я возлагал надежд на этот Узор, от этого и такое разочарование.
Ну и хер с ним! Учиться всё равно будет проще и легче запоминать новую информацию. Я рискнул, а то, что не вышло — не моя вина. Может, ещё и вспомню. Хотя, терзают меня смутные сомнения по этому поводу. Неспроста это всё, неспроста.
— Давай-давай! — поторопила меня Мирка, дожёвывая свою оранжевую гренку. — Ешь быстрее, нам через двадцать минут нужно выходить. И не кисни мне тут!
Не кисни. Легко сказать.
Хм... Доктор был старым. Даже не старым, а древним. Значит, старость в этом мире ещё не победили. Как я в прошлый раз не понял этого? Хотя, под тем количеством транквилизаторов, которыми меня накачали — ничего удивительного. А это, в свою очередь, значит — Мирослава мне не мать, по-прежнему непонятно кто, но точно не мать. Хотя, у женщин всегда свои секреты, да и наследственность может быть хорошая.
Я снова внимательно пригляделся к ней. В её голубые глаза, в отсутствие морщинок на лице, в её шелковистую гладкую кожу и на подтянутое молодое тело. Не, точно не мать. Ей лет двадцать с натяжкой, может, двадцать два. Хм, если только здесь не принято рожать в шестнадцать. Вот хрень! Целый месяц балду пинал, а про наше родство так и не узнал. Ну не идиот?
— Вот такие дела, Семён Андреевич, — резюмировала Мира рассказ доктору, и тот с лёгким интересом посмотрел в мою сторону.
Хоть бы не удумал меня препарировать. Подумаешь, подрос на десять сантиметров за месяц — с кем не бывает?
— Да, уж. Интересный случай, но не уникальный, — подтвердил мою догадку доктор и заработал сразу несколько очков уважения от меня. — Но анализы всё равно сделаем, так, на всякий случай.
— Так это нормально? — обрадовалась Мира.
— Ну… Нормально — не нормально… — задумчиво протянуло светило науки и поправило очки. — Норма — очень растяжимое понятие. Но с ним точно всё хорошо кроме его… Хм… А он понимает, о чём мы говорим? В его состоянии?
— Конечно, понимает! — возмутилась Мира.
Вот те на! Старый пердун только что обнулил свою, с таким трудом заработанную, репутацию в моих глазах. Даже не обнулил, а ушёл в глубокий минус. Теперь моё отношение к этому индивиду находилось между «старый туалетный ёршик» и «свежая горячая сопля на белоснежной скатерти». Что значит «в его состоянии»? Какое у меня состояние?
— Такое бывает. Не часто, но бывает, — доктор продолжал сверлить меня любопытным взглядом. — Я вижу, он у вас молчун.
— Да, — кивнула Мира и бросила в мою сторону беглый взгляд. — Максим с самого рождения не разговаривает.
Доктор поправил очки и снова уставился в планшет. Пару раз что-то тыкнул в нем, задумчиво хмыкнул, посмотрел на меня, потом снова в планшет. Через пару долгих минут отложил свою игрушку в сторону и спросил:
— Читать умеет?
— Да, конечно.
— Это хорошо.
Покивал сам себе, достал из стола большой лист бумаги, разорвал его на несколько частей и принялся что-то писать на каждом кусочке. Через минуту обратился ко мне, громко чеканя каждое слово, словно я глухой или недоразвитый:
— Так, Максимка.
У, сука! Я думал падать в моих глазах ниже некуда, но он преодолел новую планку и пробил дно. Не люблю вот это «Максимка»!
— Я разложу перед тобой карточки и буду задавать вопросы. Ты ищи ответ на бумажках и показывай его мне. Кивни, если понял! — почти прокричал он мне в лицо.
— Извините, Семён Андреевич, — вмешалась Мира (моя ты спасительница!), — Макс хорошо слышит и всё прекрасно понимает.
— Это мы сейчас и собираемся установить, — не согласился с ней доктор. — Ты понял, Максимка? Кивни.
Я кинул, деваться мне некуда. За нами Москва, как говорил… Не помню, кто так говорил.
— Как звали первого человека, полетевшего в космос? — и пердун раскинул передо мной три карточки: «Нил», «Александр», «Юрий».
Хм. Я протянул руку и ткнул пальцем в карточку. Юрка, конечно. Хоть это я помнил.
— Молодец! — похвалил он меня и одобряюще (как он думал) улыбнулся. — Ленина знаешь? — новый вопрос.
Кивок. Ленин… Знаю, конечно, как ни странно. Не лично, вроде… Наверное. Но знаю. Не спрашивайте, откуда — этого я уже не
