Кажется, он подозревает меня, подумал я, сворачивая в свой кабинет. Подошел к навесному шкафу, открыл его и посмотрел на плексигласовую коробку для запасных ключей. Все ключи были на месте.
Сашку я вызвал к себе по селекторной связи сразу после ужина. Он встал в дверях, пряча руку с зажженной сигаретой за спиной. Казалось, что у парня тлеют штаны на заднице.
– Бери машину, – сказал я, – слетай на набережную к старому причалу, вытащи из нашей моторки акваланги и привези их ко мне. На все – пятнадцать минут.
Сашка кивнул, по-солдатски повернулся на каблуках и, неимоверно шаркая туфлями, пошел вниз.
Когда официант появился снова, я успел выпить рюмку контрабандного дагестанского коньяка.
– Привез? – спросил я.
Сашка отрицательно покачал головой и развел руками.
– Не понял! – нахмурился я, отставляя чашку с кофе.
– Там их нет.
Это известие было для меня настолько неожиданным, что я вскочил с кресла и подошел к официанту.
– Как нет? Ты хорошо смотрел? Ты в моторке смотрел или где? Ты очки свои снимал, когда смотрел?
– Да, все обшарил. Даже под днище лазил. Нет аквалангов.
Я сжимал плечи парня и смотрел ему в глаза, словно в окуляры бинокля, стараясь рассмотреть лодку у старого причала и акваланги в ней. Теперь мне стало ясно, почему Сашка так любил темные очки. Глаза у него были невыразительные, водянистые, с белесыми ресницами. Такие глаза и естественный для них безвольный и постный взгляд всегда раздражают собеседника.
О пропавших аквалангах лучше бы он доложил в черных очках.
Глава 8
– Курортники сперли, – предположил Сашка. – Больше некому. Молодоженов на пляже обокрали, теперь вот акваланги прикарманили. Куда, кстати, подевалась наша сладкая парочка?
– Отдыхающие у старого причала не ходят, – ответил я, пропустив опасный вопрос о молодоженах.
«Ну как тут завяжешь с сыском? – думал я. – Как можно в такой гадкой жизни спокойно заниматься собой? Хочешь – не хочешь, а приходится распутывать узелки, которые плетут мерзавцы».
Я долгим взглядом уставился на официанта. Без очков он не умел смотреть мне в глаза.
– Ты вчера вечером поднимался сюда?
– Вчера вечером? – медленно проговорил Сашка, неестественно морща лоб, и я понял, что он здесь был. – Кажется, поднимался… Ну да! Я ужин заносил в люкс, а потом еще раз поднялся, чтобы забрать тарелки.
– Акваланги видел в коридоре?
Сашка даже вздохнул с облегчением – речь шла не о профессорском номере.
– Конечно, видел! – почти радостно ответил он. – Стояли на полу под окном. Их было… – он поднял глаза к потолку. – Раз, два, три…
– Ну, ладно, я знаю, сколько их было, – прервал я его подсчеты. – Ты мне другое скажи: рядом с ними никто не крутился?
– Рядом? – на этот раз он призадумался натурально, но думал гораздо дольше, чем могло потребоваться для ответа. – Вы знаете, когда я заходил к Валерию Петровичу, там как будто кто-то стоял.
– «Как будто», «кто-то»! – передразнил я нервно. – Конкретнее сказать можешь?
Сашка начал покусывать губы, глядя на свои туфли.
– Не могу вспомнить, – наконец выдавил он из себя.
Он лгал. Он не хотел или не мог сказать правду. Мне показалось, что в кабинете стало невыносимо душно. Я встал и подошел к окну, высунул голову наружу, глянул на крепость, тающую в сумерках, черное пятно моря с огоньками траулеров. Что произошло? Почему вдруг я перестал понимать происходящее?
Я подошел к официанту, взял его за плечи, слегка встряхнул, словно это могло помочь парню избавиться от лжи.
– Саша, – тихо сказал я. – Ты должен мне помочь. Это очень важно для меня. Я повторяю – очень важно. Постарайся вспомнить, кто стоял рядом с аквалангами вчера вечером, когда ты принес ужин в пятый номер.
Парень молчал.
– Вспомнил?
– Я не знаю! – жестко, с вызовом, ответил он.
– Ты ведь говоришь неправду, так?
– Я не понимаю, что вы от меня хотите!
– Ну, ладно, – ответил я, отпуская его плечи. – За тебя просил мой давний приятель, с которым мы вместе служили. Я не хотел брать тебя на работу, но он меня уговорил. Теперь я окончательно понял, что сделал это зря.
– Можете уволить, – проворчал Сашка и насупился. – Я не помню, кто там стоял. Оставьте меня в покое!
* * *
– Добрый вечер, господин директор!
Я посмотрел выше и увидел в мансардном окне блестящую лысину профессора Курахова.
– Добрый вечер, – ответил я.
– Прекрасно на улице, не правда ли?
– Вы правы.
– Далеко собрались на ночь глядя?
Профессору хотелось либо потрепаться, либо потрепать мне нервы. Я предпочел молча удалиться в темноту. Меня потянуло к крепостным стенам. По тропе, которая представляла собой отшлифованную дорожку на камнях, я прошел вдоль главного бастиона, спустился ниже, на покатый луг, щедро нашпигованный белыми камнями и поросший местами горным боярышником. В этом месте иногда разбивали свой лагерь туристы, и тогда по вечерам склон освещали всполохи костров, слышались песни, и на море сползал головокружительный запах каши с тушенкой.
Сейчас здесь было безлюдно и темно, и я продвигался между раскиданных, словно кости на древнем могильнике, камней почти на ощупь.
– Эй-ей! Поосторожнее! – услышал я знакомый голос.
– Это вы, отец Агап? Какого черта вы сидите в темноте без признаков жизни?
– Думаю.
Священник привстал, где-то под его ногами звякнула бутылка. Я заметил, как в свете набережной блеснули глаза моего первого постояльца.
– Я ничего не отдавил вам?
– Нет, Кирилл Андреевич, обошлось. Вы всего лишь наступили мне на руку… А вы что делаете здесь в такое позднее время?
Я не ответил и присел рядом со священником на камень, еще хранящий тепло солнца. Некоторое время мы оба молча смотрели в огромный черный мир.
– Мне показалось, что вы сегодня чем-то удручены, – сказал отец Агап.
– Вам не показалось, – с удивительной легкостью честно ответил я. – Мне тяжело на душе.
– И что тяготит вашу душу?
– Наверное, ощущение греха.
– Что ж вы молчали! – воскликнул священник. – Вам обязательно надо исповедаться!
– И что от этого изменится?
– Вы облегчите свою душу!
– Вы искренне думаете, что душу так легко облегчить?.. Кстати, а что вы пьете?
