ружей, стреляющих не пулями, а специальными ампулами с усыпляющей жидкостью. Эти ампулы оканчивались острым жалом — тонкой полой иглой, как у шприца. Через жало снотворное проникало под кожу раненого животного. Никакой боли животное при этом не ощущало, только лёгкий укол, как от укуса комара или москита.
К этим зарядам следовало относиться с большим вниманием — ведь доза снотворного, предназначенная для того, чтобы усыпить взрослого слона, наверняка была бы смертельной для его слонёнка. Или ещё хуже — допустим, что впопыхах вы пальнули кабаньим зарядом по носорогу… Он же и не подумает заснуть! И если заметит вас — не спасётесь!..
— Расчёт снотворного, — объяснял Рам Чаран, — производится на один килограмм веса животного. Если вес животного не превышает двадцати кило, оно должно уснуть от единичной дозы. Эти заряды выкрашены в белый цвет. Для животных, весящих от двадцати до пятидесяти килограммов, заряды жёлтого цвета. От пятидесяти до ста — голубые. Полтонны — зеленые. Тонна — чёрные. И, наконец, для самых крупных животных, например, для слонов, вес которых достигает нескольких тонн, предназначаются заряды красного цвета.
— Тут самое важное, — спокойно заметил Сеггридж, — это взвесить животное, прежде чем в него стрелять… Продолжайте, пожалуйста, Рам Чаран.
По палатке прокатился взрыв смеха. Но Рам Чаран не обиделся.
— Настоящий охотник, — сказал он, — должен уметь с одного взгляда определять вес животного. Например…
Настойчивый жалобный визг, внезапно раздавшийся из тёмного угла, в котором стояла клетка с мартышкой и её детёнышем, не дал Рам Чарану закончить. Мартышка протягивала руки сквозь прутья клетки, стараясь дотянуться до стола, на котором Сеггридж выставил вазочку, полную шоколадных конфет.
— Нет, это просто удивительно, как быстро у неё выработался условный рефлекс на шоколадные конфеты, — со смехом сказал Александр Петрович. — По-моему, она очеловечивается прямо на глазах!..
— Кишь!.. — прикрикнул на неё Сеггридж. — Убери руки!
Мартышка сердито закричала и ещё сильнее подалась вперёд. Прижатый к прутьям детёныш принялся верещать. Но любящая мамаша не замечала ничего, кроме конфет. Она не могла дотянуться к ним, сердилась и громко кричала.
— Тише! — взмолился Каген. — Дайте ей конфету, пусть заткнётся… Я не слышу, что говорит капитан Лендед.
Сеггридж выдал мартышке горсть конфет, и в палатке наступила тишина. Только тогда мы услышали голос капитана Лендеда. Оказывается, капитан думал, что это кричит Каген, и не понимал, что случилось. Пришлось ему объяснить. Затем мы спросили его, не собирается ли он присоединиться к нам? Он сказал, что пока не может: «ЛУЧ» пополняет запасы электроэнергии для восстановления радиосвязи с нашей родной планетой, на корабле оборудуются холодильники для погружения в анабиоз животных. Производится ремонт и замена приборов… Ответив на все наши вопросы, капитан сказал, что его очень беспокоят сильные ливни, которые вот уже несколько дней идут в горах, примыкающих к району нашей экспедиции. Там начинается дождливый сезон…
— Мне хотелось бы поговорить с начальником отряда, — объявил капитан. — Пригласите его.
Академиков попросил меня сбегать.
Дождь кончился. Песчаная почва быстро всасывала остатки луж. На очистившемся от облаков тёмном небе сверкали звёзды. Над влажной травой проносились голубоватые огоньки светящихся насекомых. Со всех сторон раздавалось оглушительное стрекотанье цикад и многоголосое пение лягушек.
Элиас Кимараре стоял около своей палатки, окружённый толпой охотников и ловцов зверей. Отсветы большого костра плясали на их смуглых лицах и ярких одеждах. Общее внимание привлекал какой-то неизвестный мне человек, очевидно совсем недавно явившийся в лагерь. Вся одежда пришельца состояла из леопардовой шкуры и множества украшений… Человек что-то рассказывал. Он вскидывал руки, подпрыгивал, делал страшное лицо и воинственно взмахивал копьем. Видно было, что он чем-то взволнован… Но из всех земных языков я знал пока только русский, а они говорили по-своему. И никто не мог мне перевести. Даже начальник отряда, который, кроме нескольких африканских языков, знал английский, французский и португальский. Но говорить по-русски ещё не мог.
Я протиснулся к нему и со словами «Капитан Лендед» указал пальцем сперва в сторону нашей палатки, а потом вверх.
Кимараре кивнул, прервал разговор с ночным гостем и, похлопав его по плечу, что должно было означать: «Успокойся, приятель, я скоро вернусь», зашагал рядом со мной.
Я спросил его, кто этот человек. Он что-то ответил, а я задал новый вопрос. Так, оживленно беседуя и совершено не понимая друг друга, мы пришли в палатку.
Разговор капитана с начальником отряда продолжался минут десять. Они вели его по-английски с помощью главной информационной машины «ЛУЧА». Академиков переводил нам на русский.
Оказалось, что Кимараре не менее капитана обеспокоен ливневыми дождями в горах. Правда, он считает, что непосредственной опасности для лагеря пока нет. Угроза наводнения может возникнуть позже — когда дожди усилятся. А до тех пор его люди будут продолжать охоту.
Капитан согласился с ним. Прощаясь, он просил Кимараре обратить особенное внимание на поиск ещё неведомых науке животных — по его сведениям в Африке всего можно ждать, а наш отряд находится в одном из наименее исследованных мест древнего континента…
Кимараре секунду поколебался, а затем сказал:
— Сегодня ночью в лагерь пришёл один человек из джунглей. Он рассказывает удивительные вещи, как раз о том, что вас интересует. Но, по правде говоря, я уверен — он что-то напутал…
— Проверьте обязательно! — немедленно потребовал капитан. — Это очень важно, очень необходимо для науки!
— Хорошо, — сказал Кимараре. — У меня есть одно подозрение, но я, конечно, проверю — пошлю несколько человек…
Попросив наших учёных заглянуть попозже к нему в палатку, Кимараре, не вдаваясь в дальнейшие объяснения, ушёл.
— Ты видел этого человека? — спросил меня Академиков.
Я, как мог, описал ночного пришельца.
— Великолепно! — в полном восторге
