Ральф Лорен[4].
— Зед, — ответил Пеппер, явно польщенный комплиментом, — разве ты не слыхал, что самый элегантный способ носить пальто — не надевать его вовсе?
— Привет, Элиза, — поздоровался я, чмокая ее в щеку. Девушка источала цветочный аромат, на ней по-прежнему были широкая шляпа и здоровенные темные очки. Приняв во внимание ее розовый топик, белые шорты, браслеты, туфли на танкетке и кожаную сумочку на плече, — эти двое вполне могли бы появиться из обеденного зала «Сент-Реджис»[5].
Елизавета легонько хлопнула ладонью в мою грудь и строго погрозила указательным пальцем.
— Ты с ума сошел, — сказала она с русским акцентом — резким и несколько мужеподобным. Уронила под ноги сигарету, которую курила, и раздавила окурок носком туфли. — Ты сам хоть это понимаешь? На всю голову сумасшедший.
— Мне уже сообщили.
— Хочешь прикончить нас?
Елизавета сделала вид, что жутко на меня злится, но с задачей не справилась. Твердо сжатые губы так и норовили растянуться в милой улыбке.
— Хесус сам бросил мне вызов, — сказал я. — На него ты тоже сердита?
— Очень даже сердита. Еще один сумасшедший.
Ох уж этот акцент!
— А где он, кстати говоря? И Пита?
— Пошли в туалет. — Елизавета с сомнением уставилась на пластырь у меня на лбу. Даже сняла темные очки, чтобы рассмотреть получше. У нее были изумрудно-зеленые глаза, аристократическое лицо с ясно очерченными скулами, тонкие губы и длинные темные волосы. Когда она жила в Санкт-Петербурге (не путать с американским), Елизавета была, скорее всего, бела как снежинка, но солнце тропиков успело окрасить ее кожу бронзой.
Она провела в Мехико около четырех лет. Работала гувернанткой у богатого русского семейства, желавшего дать частное образование двум дочерям. Ее наниматель, консультант в принадлежащей Мексике нефтедобывающей компании, вращался в тех же кругах, что и Хесус, с которым она познакомилась на общем пикнике квартала. Хесус несколько недель увивался за ней, прежде чем они начали встречаться — с год тому назад.
Порой мне казалось, что мы с Елизаветой составили бы чудесную пару, не будь я помолвлен с Питой и не знай она Хесуса. Эта девушка была умна и остроумна, откровенна почти до грубости — думаю, что это как раз мой тип. Поймав себя на мысли о нас вдвоем, я ощутил укол совести, но это же просто мысли, как я могу держать их в узде? Я в жизни не изменял Пите и не собирался этого делать.
— Как твоя голова? — спросила у меня Елизавета, хмурясь на пластырь.
Я приподнял бейсболку и причесал волосы пятерней.
— В полном порядке, — заверил я девушку. — А что случилось? — поинтересовался Пеппер.
— Вчера вечером он решил прыгнуть с балкона в бассейн, но поскользнулся на перилах, — объяснила Елизавета. — Говорю же, сумасшедший.
— Готов согласиться с Элизой, — кивнул Пеппер. — Любой, кто гонит машину по забитой трассе на скорости две сотни миль в час, по определению псих.
Я поспешил сменить тему:
— Выходит, местечко тут довольно шумное. Я и представить не мог, что здесь толпится столько народу.
— В обычные дни этого не происходит, — поправил меня Пеппер. — Но по выходным здесь довольно людно, особенно в воскресенье.
— И которая из лодок наша?
Мы повернулись к каналу, берег был уставлен гондолами. Кричащие расцветки и китчевые украшения делали их водным аналогом филиппинских «джипни». Пеппер ткнул пальцем прямо вперед — там стояла лодка с надписью «Лупита» на задней арке навеса.
— К чему все эти женские имена? — спросил я.
— Это имена женщин, дорогих сердцу владельца, — пояснил Пеппер. — Жены или дочери, к примеру. А другие, наверное, просто названия лодок.
— Я и не представлял, что где-то в Мехико можно найти такую пышную зелень.
— Мы зовем Сочимилько «легкими юрода». Само слово означает «цветочные поля». Погоди еще, пока не увидишь кое-какие из наших чинампас. Вот где по-настоящему красиво.
Я сдвинул брови к переносице.
— Чин… как там дальше?
— Это острова-сады, которые разделены каналами. Их еще ацтеки устроили.
— Чтобы выращивать там цветы?
— И другие растения. Раньше тут было куда больше чинампас, но после вторжения испанцев озера пересохли, и остались только каналы.
Я скептически покосился на Пеппера.
— Озера?
— Боже мой, Зед… — протянул он. — Неужели ты не слыхал, что Мехико был окружен когда-то пятью озерами?
— Не доводилось.
— Эх вы, американцы! — вздохнула Елизавета.
— А ты это знала? — удивился я.
— Конечно. Я ведь русская, а мы не похожи на дремучих янки. Я изучила историю страны, в которой собиралась жить.
Я закатил глаза.
— Ну и куда же делись твои озера? — спросил я у Пеппера, все еще подозревая, что он меня разыгрывает. — Просто взяли и высохли?..
— А вот и он! — раздался сзади задорный клич, прервавший меня на полуслове. — Мистер Дни Грома[6] собственной персоной!
Повернувшись, я увидел, что к нам приближа-ются Хесус и Пита. — заодно с очередным лучшим другом Хесуса по прозвищу Нитро.
2
Сказать, что мы с Нитро не особо ладим. — ничего не сказать. Причиной нашей обоюдной враждебности послужила раздвижная дверь с проволочной сеткой от москитов. Пару месяцев назад кто-то из подруг Питы закатил большую вечеринку, — и, как и следовало ждать от любой уважающей себя вечеринки, выпивка там лилась рекой. К двум часам ночи, когда большинство гостей уже разошлись, нас осталось человек десять, не больше. Подруга Питы снимала квартиру в пентхаусе какого-то старинного здания в стиле ар-деко. Мы перешли на веранду, чтобы полюбоваться городскими видами. В какой-то момент я вернулся на кухню за очередным пивом и, возвращаясь на веранду, влетел прямиком в эту чертову сетку и выбил ее из полозьев. Я подобрал дверцу и аккуратно поставил в сторонке; надо понимать, был уже не в том состоянии, чтобы разобраться, как такие двери крепятся на место. Ничего особенного, думалось мне. Но Нитро, похоже, воспринял эту ситуацию как личную обиду. Начал тараторить мне что-то по-испански. Понятия не имею, что именно он наговорил, но оскорбительный тон был довольно красноречив. Я спросил его, что стряслось. Он велел мне починить дверцу. Я посоветовал не лезть в чужие дела. Он попер на меня, распространяя пары тестостерона, так что я его припечатал.
Очухавшись, он бросился на меня, как сорвавшийся с цепи питбуль. Мы забегали по веранде, переворачивая кадки с цветами, разбивая бутылки и рюмки, прикончив кофейный столик со стеклянной столешницей — в общем, добавили еще ущерба к сорванной с полозьев сетке.
Когда нас наконец растащили в стороны, у Нитро была разбита губа, а у меня под глазом набухал синячище. Мы с Питой вызвали такси, чтобы ехать домой, и я
