в ярости, Грейс! И не делай вид, что не понимаешь, о чем я!
— Я не очень понимаю.
— Ты все всегда понимаешь, не прикидывайся!
— На что ты намекаешь?
— Я даже не пытаюсь намекать! Я говорю прямо: человечность Осборна опустилась ниже Марианской впадины!
Если бы Грейс не привыкла скрывать истинное отношение, лицо бы скривилось от отвращения к такому тривиальному сравнению. Но Грейс осталась спокойна.
Руки Руби подрагивали от негодования. Она успокаивалась и вновь злилась, и даже глаза ее, казалось, сверкали от ненависти ко всему живому. Она знала, что должна объясниться, но не всегда могла подобрать нужные слова.
— Осборн не пускает Шеннона в студию, — начала Руби, чуть уняв злость.
— Как так не пускает?
— А вот так! Вообще, даже внутрь запрещает заходить, пока он там!
— Запрещает заходить? — удивилась Грейс.
— Да, вот запрещает! И все равно ему, что Шеннон тоже не последний человек, что у него деньги есть на студию и на все остальное, что у его родителей хоть какие-то связи могут быть! Ему будто бы все равно на то, что ему Шеннон дать может! Что его родители оплатить смогут! Захлопывает дверь перед его носом и все, он там, Шеннон — за дверью. Думаешь, это нормально?
— Я ничего не говорю… Я даже не знала об этом.
Руби взялась за чашку обеими руками, но так и не поднесла ее к губам. Пальцы ее дрожали.
— Боже, Грейс, прости, пожалуйста. Конечно, ты тут ни при чем. Я просто разнервничалась.
— Все хорошо. — Грейс улыбнулась. — Я все понимаю, тебе тяжело. — Она протянула руку и накрыла опустившуюся на стол ладонь Руби. — Успокойся и расскажи, как все было.
Руки Руби перестали трястись. Глаза прояснились, поволока злобы исчезла с карих сердцевинок. Руби сделала глубокий вздох, тихий, театральный. Грейс специально не отпустила ее руки, пока Руби не заговорила.
— Минут пятнадцать назад я шла к Шеннону. Нужно было передать ему какую-то штуку для гитары. А тут подхожу и вот тебе — сюрприз. Он стоит на улице, злой, весь на нервах и как увидит, как закричит на меня! Его Осборн за дверь выставил и сказал, чтобы он еще и в магазин за энергетиком ему сбегал! Представляешь, Грейс? Ему наглости хватило еще из друга сделать посыльного!
Грейс поджала губы.
— Когда, говоришь, они разругались?
— Сегодня! Сейчас! Буквально минут десять назад! — воскликнула Руби.
Грейс отпила немного кофе. Значит, Руби все-таки спешила.
— Я даже не знала. Мы с ним с утра не виделись, — сказала Грейс и поставила чашку на подставку. — Он говорил, что поедет в студию, но не сказал про Шеннона.
— Ну конечно он не сказал! Он даже за человека его, наверное, не считает. Великий и непонятый Осборн, пожалуйста, подтирайте ему задницу, чтобы он не пачкал руки, а то как же он коснется своей гитары! — пробурчала Руби. — Прости, тебе неприятно такое слышать о своем парне.
Грейс ничего не сказала по этому поводу.
— Руби, он считает Шеннона за человека. За друга.
— Не очень-то заметно, — буркнула Руби. — Он пришел, раздал указания, а потом указал на дверь. А кто студию нашел, Грейс? Кто купил вторую гитару? Друзьям разве можно врать? Сначала говорить, что будете вместе играть, концерты, записи и все такое, а потом вот, пожалуйста, дверь и пинок. Разве так друзья поступают?
— Друзья так не поступают, — согласилась Грейс.
Грейс взяла в руки чашку и сделала глоток кофе. Еще не до конца остывший, он оставался приятным и немного обжигал язык горечью. Грейс поняла, что поставила Руби в тупик. Осталась только прежняя Руби, благодарная, в меру громкая и достаточно рассудительная. Грейс знала, что произойдет следом, и неспешно потянулась за чашкой. Пока она не допьет, Руби не начнет разговор.
Грейс посмотрела на улицу за окном. И все же Ластвилль был очень красив.
Руби прикончила сэндвич быстрее, чем смогла понять, что больше не злится. Взмыленная, возбужденная от споров и переживаний, она казалась взмокшим под дождем воробьем, который в тепле грел перышки. Взгляд ее стал спокойным и немного расстроенным, будто бы Руби злилась на себя за то, что так быстро угомонилась.
Грейс вытерла отпечатки губной помады со стенки и отставила чашку в сторону, когда поняла, что Руби готова к новой стадии беседы.
— Может, поговоришь с ним? — спросила Руби, сминая в руках салфетку.
— С Осборном?
— Мне как-то неудобно просить… — продолжила Руби, поджав губы, — но ты же сама знаешь, какой он.
— Осборн?
— Конечно! Я понимаю, он крутой музыкант, ты говорила, что он очень хорошо играет, я слышала, как он играл чужие песни. Красиво, очень красиво. Наверное, свои у него тоже такие. Но Шеннон ведь хороший музыкант. Он просто отличный музыкант! Учился в консерватории, неплохо пишет, знает основы нотной грамоты или что там надо знать. Шеннон же не будет забирать его славу. У Шеннона деньги, связи. Он не хочет славы, ему бы просто играть себе на бас-гитаре где-то сзади, ему музыкой нравится заниматься. Просто быть там и все. Я же знаю, Грейс, я ведь его люблю… А Осборн и этого не разрешает.
Грейс слушала молча.
— Ему, может, нужно шоу какое-то, нужна тайна, никому не показывать песни, туман загадочности, я понимаю. Он шоумен, наверное, родился таким. Он меня и слушать не станет. Кто я для него? Да никто. А тебя он послушает. Он ведь к каждому твоему слову прислушивается. Он точно подумает. Хотя бы подумает… — сказала Руби и замолчала. Поняла, что уже сказала достаточно.
— Хорошо, я поговорю с ним, — сказала Грейс после недолгих раздумий.
Руби вспыхнула от счастья всего за мгновение.
— Спасибо, Грейс! Боже, ты настоящая подруга! Я даже не думала, что ты так легко согласишься! Я теперь хочу угостить тебя чем-то. Будешь шоколадное печенье? Здесь есть с шоколадной крошкой…
Грейс улыбнулась.
— Послушай, не надо. Во-первых, я не ем печенье с шоколадом, и, во-вторых, ты мне ничего не должна. Я всегда рада помочь, но не могу
