— Кровь стынет в жилах, — прошептал кто-то.
— Я и не думала, что они решатся его выставить.
— Нет!!! — возопила миссис Кобб.
И тут раздался ужасающий треск. С потолка сорвалась бронзовая люстра и рухнула на пол у ног мистера Мауса, адвоката.
Глава 4
В свое время это был великолепный викторианский особняк: внушительный фасад из красного кирпича с белыми колоннами, широкие ступени и перила из узорчатого кованого железа. Теперь краска облупилась, а ступеньки кое-где потрескались и раскрошились.
В этом здании и находился антикварный магазин Коббов — «Древности», окна по обе стороны входа были заставлены цветным стеклом и старинными безделушками.
Квиллерен пришел сюда с миссис Кобб сразу после аукциона, и она оставила его в изрядно обшарпанной прихожей.
— Посмотрите пока, что у нас есть в магазине, — сказала она, а я схожу наверх и проверю, в каком состоянии комната. Мы два месяца подряд продавали оттуда вещи, и, возможно, там беспорядок.
— Она была свободна два месяца? — переспросил Квиллерен, посчитав в уме, что с октября. — А кто был вашим последним жильцом?
Миссис Кобб ответила извиняющимся тоном:
— Там жил Энди Гланц. Вам ведь все равно, правда? Некоторые бывают слишком щепетильны.
Она поспешила наверх, а Квиллерен прошелся по коридору, хотя и несколько запущенному, но изысканно широкому, украшенному резьбой по дереву и изящными газовыми рожками, приспособленными для электрического освещения. Комнаты по сторонам были полны всякой всячины на разных стадиях разложения. В одном из помещений журналист увидел убранство старых домов: колонны, камины, выцветшие мраморные плиты, грязные витражи, железные ворота и обломки лестничных перил. Среди всего этого толпились покупатели, пришедшие с аукциона, оценивающе прищуривались и напускали на себя безразличный вид. Это были опытные охотники за древностями.
Затем Квиллерен очутился в комнате, заполненной старыми колыбелями, медными кроватями, чемоданами, бидонами, флюгерами, утюгами, книгами и гравюрными портретами Авраама Линкольна. Кроме того, там была лампа, сделанная из какого-то примитивного навигационного прибора, и бар красного дерева с латунной стойкой, явно оставшийся от салуна начала века. За ней стоял мужчина в красной рубашке — небритый, но грубовато красивый. Он враждебно наблюдал за Квиллереном.
Журналист решил не обращать на него внимания и взял с одного из столов книгу. На потрескавшемся кожаном переплете когда-то были вытиснены золотом буквы, стершиеся от времени. Он было открыл том, чтобы найти титульный лист.
— Не открывайте книгу, — раздался сердитый возглас, — если не собираетесь покупать.
Усы Квиллерена встопорщились.
— А откуда мне знать, нужна ли она мне, если я не прочитаю ее название?
— К черту название! — оборвал его владелец. — Нравится ее вид — покупайте. Не нравится — держите свои потные руки в карманах. Сколько, по-вашему, протянет такая книга, если каждому дураку захочется полапать переплет?
— Сколько вы за нее хотите? — пошел в атаку Квиллерен.
— Я думаю, что не хочу продавать ее. Во всяком случае, вам.
Другие покупатели отвлеклись от своих дел и с легким удивлением смотрели на журналиста, получившего такую отповедь. Он почувствовал в их взглядах сочувствие и воспользовался этим.
— Дискриминация! Вот что это такое! — сердито заявил Квиллерен. — Надо бы сообщить об этому куда следует, и пусть вашу лавочку прикроют! И вообще, этот район — крысиное гнездо! Давно пора властям все тут снести!.. Так сколько вы хотите за этот несчастный хлам?
— Четыре доллара, только заткнитесь!
— Я дам вам три.
Квиллерен бросил деньги на стойку. Кобб аккуратно положил их в бумажник.
— Что ж, снять шкуру с простофили можно по-разному, — сказал он, обращаясь к завсегдатаям.
Журналист наконец смог открыть книгу. Это были «Труды преподобного доктора Измаэля Хиггинботама, а именно собрание занимательных трактатов, объясняющих некоторые моменты божественной доктрины, разработанной с усердием и чрезвычайной лаконичностью».
В комнату влетела миссис Кобб.
— Вы позволили этому бессовестному заставить вас что-то купить?!
— Успокойся, старушка, — сказал муж.
«Старушка» успела переодеться в розовой платье, причесаться и накраситься и теперь выглядела этакой красоткой-пышкой.
— Пойдемте наверх, — игриво сказала она, дружески взяв Квиллерена под руку. — Выпьем по чашечке кофе, а Невежа Кобб пусть лопается от зависти!
Миссис Кобб пошла вверх по скрипучей лестнице. Ее округлые бедра колыхались, слишком полные ноги переступали со ступеньки на ступеньку. Квиллерена это ни возбуждало, ни отталкивало; скорее, ему стало жаль, что не каждая женщина наделена совершенной фигурой.
— Не обращайте на Си Си внимания, — бросила хозяйка через плечо. — Он ужасный выдумщик.
Просторный коридор наверху оказался целой выставкой старинных стульев, столов и шкафов. За несколькими открытыми дверями виднелись пыльные жилые комнаты.
— Мы живем вон там, — указала миссис Кобб на распахнутую дверь, из-за которой доносилась громкая реклама по радио, — а на этой стороне две комнаты поменьше. Бен Николас снимает ту, что окнами на улицу; вам достанется лучшая — она выходит во двор.
Идя по коридору, Квиллерен глянул в окна и увидел во дворе два микроавтобуса, железную кровать, жернов, крыло от автомобиля, пару колес, сломанный холодильник без дверцы и деревянную стиральную машину с прессом для отжимания белья. Все это было покрыто коркой грязного льда и снега.
— Если во дворе лучше, почему Николас выбрал ту комнату, а не это?
— Из той он может следить за своим магазином, который в соседнем доме.
Миссис Кобб провела журналиста в его новое жилище — большое квадратное помещение с четырьмя окнами и пугающим собранием мебели. Взгляду Квиллерена предстали старинный кабинетный орган из желтого дуба, пара стульев с высокими позолоченными спинками, немножко покосившийся круглый столик, покрытый вышитой шалью (на столике — керосиновая лампа, расписанная розами), узорный коврик с печатью старости и меланхолии и весьма безыскусное кресло-качалка из ивовых прутьев и древесной коры — отличное обиталище для термитов.
— Вам ведь нравятся древности, правда? — обеспокоено спросила миссис Кобб.
— Не очень, — ответил Квиллерен в приступе откровенности. — А это еще что такое?