class="p1">- Почему, Олечич? Такого не может быть!
- Может. Если один раз обожглось оно, выгорело всё и покрылось угольной коркой как окалиной.
- Что же с тобой случилось? Прости меня воин, что спрашиваю это…
- Не извиняйся. Я тоже любил, давно это было. Был у князя в дружине гридень один, звали его Тур, он из словен. Здоровый как гора. Чуть меньше ростом чем я, но шире меня в половину. Добрый воин он был. Знал ещё моего деда и отца. Вот только ликом он страшен был. В молодости в одной сече лицо ему изрубили. Да так, что девки да бабы шарахались от него в ужасе. Долго он одинцом был. Никто не хотел быть его ладой. А насильно он жену брать не хотел. И вот, как-то раз даны напали на подзащитные Новагороду селища. Пограбили, полон похватали. Дружина и бросилась за ними в погоню, как только весть тревожная пришла. Догнали они данов. Была жестокая битва, но никто из находников не ушёл. Полон, что остался в живых, отбили. И Тур вынес на руках деву одну. Посечённая она была. Даны видя, что не смогут с полоном уйти, стали рубить девок, детей, да мужиков. Руку ей повредили, да ногу. Думали, что не выживет. А Тур ухаживал за ней. Из рук поил, никого к ней не подпускал. Оправилась дева. Да только убогой осталась. Нога её срослась так, что хромать она сильно стала, да рука у неё только на половину разгибалась. Все, кто видел её, смотрели с жалостью на неё. И только Тур смотрел на деву глазами, в которых была безграничная любовь и нежность. Странно было смотреть на ужасного ликом и свирепого в бою воина, когда он оказывался рядом с Беляной, так её звали. Стала Беляна женой Туру. Жили они замкнуто. У Тура в пригороде Новагорода своё подворье было. Беляна в нём хозяйкой. Прожили они пять лет, но детишек так и не было. Ходила Беляна, просила богов о милости. Знахарак, да по ведуний навещала. И наконец понесла она, когда совсем уж Беляна с Туром примирились со своей участью. Счастья их не было границ. Как Тур жену на руках носил, запрещал ей что-то тяжелей ложки поднимать, всё сам. Выносила Беляна дитя, родила. Роды тяжело ей дались, но всё обошлось. На свет появилась девочка. Вербицей они назвали её. Так как родилась дева тогда, когда верба распускаться начала. Больше боги детей им не дали, но и это дитя было сродни чуду для них. Когда Вербица родилась, мне было четыре года. А ещё через год мой тато сгинул в бою с нурманами. Я рос, меня учили, как и остальных отроков, детей гридней воинскому мастерству. Тур был одним из моих пестунов. Учил меня бою на мечах, на топорах. Учили меня и пешему бою, и конному. Учили биться грести на драккарах нурман и на боевых снеках варягов. И Вербица тоже росла. Когда я встретил свою девятнадцатую весну, Вербица свою пятнадцатую. Росла она любимая батюшкой и матушкой. Гордая. В ту весну расцвела она словно алый бутон удивительного цветка. Я часто бывал на подворье у Тура. Всё же он мой учитель-пестун был. И Вербицу с детства знал. Да только она всё время меня подначивала, смеялась, если что не получалось у меня. И я её тихо ненавидел, но не говорил об этом. А тут весна буйствовала. Я молодой, высокий, девам нравился и уже знал, что такое объятия и сладость женщины. Приехал я в очередной раз к дядьке Туру на подворье, а там Вербица. Увидел её и сердце моё остановилось. А она давай опять смеяться надо мной. Вот только смотрел я на неё уже по другому и словно язык проглотил. А дядька Тур, да тётушка Беляна, глядя на нас, улыбались. А потом случилось беда. На подворье, когда дядька Тур отсутствовал, напали лесовики. Неожиданно напали. Беляну убили. Зачем им убогая? А Вербицу скрали. Надо было видеть горе дядьки Тура, когда мы прискакали на конях на подворье. Как он плакал, стоя на коленях над телом жены. И как горели ненавистью и яростью его глаза, когда мы бросились в погоню. Мы словно волки преследовали лесовиков. Они совсем дикие были, в шкурах ходили да пням молились в своей лесной глуши. Оказалось, что одному из лесовиков, приглянулась Вербица, когда они в Новагород приходили, шкуры да мех беличий обменять на то, что им нужно. Выследили, где она живёт и напали. Они хорошо лес знали, следы путали, да только у нас свои следопыты были. Мы взяли их след. Настигли около болота. Ещё немного и они бы ушли через болото и всё. Тропу только они знали. Сеча была страшная, вернее даже не сеча, а бойня и истребление. Кто они – дикари лесные и кто мы – гридни с копья да меча вскормленные, из шеломов поенные. Тот, кто и похитил её, убить Вербицу хотел, когда понял, что не уйдут они. Да я не дал. Меч под его дубину подставил. А потом вспорол ему брюхо как зверю. Да он и был зверем лесным. Дядька Тур не успокоился, пока всех не уничтожили. Кровь за кровь, жизнь за жизнь. Дочь к груди прижимал и плакал. Суровый воин плакал. После этого, я посватался к Вербице, после того как тризну по её матери справили. Дядька Тур доволен был. Говорил мне, что мы баская пара, что дети красивые будут, а он возле внуков на старости лет будет, пестовать их. Да только не сложилось у нас с Вербицей ничего. – Я замолчал, уносясь назад на годы в свою юность.
- Почему не сложилось, Олечич Воиславович? – Жданка смотрела на меня с тревогой.
- После сговора, прибежала ко мне Вербица, упала на колени. "Олечич, откажись от меня. Не люб ты мне. Прости меня. Другой люб. Я знаю, ты можешь не послушать меня. И я стану тебе женой, но тогда не жди ласки от меня, объятий горячих, поцелуя Лели. Я буду детей тебе рожать, но и только. И слова не дождёшься от меня нежного". – Посмотрел на Жданку. – Вот так -то, Жданка, желанное дитя родителей твоих.
- По кому же тогда сердечко её билось? По кому Леля ей чашу сладкую дала испить?
- Был у нас пастушок один. На дудочке своей дудел. Сирота приблудная. Вот он и надудел ей. По нему и страдала
