быть, там ждала новая жизнь, выход из замкнутых кругов? Выход из дрянного колеса без спиц? Может быть, там его ждал полёт двух потерявшихся птиц? Возможно и так. Но, с другой стороны, если это была всего лишь игра воспалённого ума, доведённая до крайней формы психического самоистязания? Столько вопросов, на которые уже, в принципе, он не надеялся получить ответы. Нет, ложь— он всё ещё надеялся и верил, наперекор «фактам». Ведь отклоняя маятник в одну сторону определёнными фактами, его к равновесию приводили факты с противоположной стороны, не менее желанные для его уставшей души и надломленной психики. Была вера, что в один момент он перешагнёт через этот морок и больше никогда не вернётся к этим состояниям, особенно неприятнейшим из которых было: сомнения во всём. По крайней мере, в состоянии такой ментальной инертности и безпамятства он не вернётся к этому. А сейчас, прямо в этот момент, изнутри сосало и порывало идти туда, к ней, невзирая ни на что. ДА ЧТО ЖЕ ЭТО В КОНЦЕ КОНЦОВ ТО ТАКОЕ— попытался расцвести цветком агрессии немой вопрос. И что не даёт расставить всё по своим местам, расставить все точки над ii? Может привычка или тяга к страданиям? Страх отпустить старое и обнаружить себя некомпетентным во всём новом? Потеря иллюзорной опоры? На том и прервался поток измышлений и он — землянин — не вернулся к письму той ночью.
***
«Наверху», тем временем, Пер установил интервально по лучу кристаллическую цепь, которая трансформировала входящие и исходящие энергии, снижая или увеличивая нагрузку, в зависимости от обстоятельств. Также объединённые кристаллы занимались поиском любых внедрений или попросту «мусора» в канал связи. Это— установка кристаллов — было не столько необходимо (хотя и сыграло свою роль), сколько актом творческого дополнения. Само собой, связь с их кораблём, с остальными цивилизациями и самим Единым Источником становилась чище, но со временем всё и так бы пришло к этому. Но лучше сразу обезопасить и укрепить основу связи, чем ждать явления мессии, решающего все проблемы «на раз». Этим и руководствовался Пер. — А ты не знаешь, почему он нас «Пер» и «Цен» назвал? Может быть, «Первозданный» и «Ценный»? Звучит-то как! — Пер состроил величественную мину, приподняв подбородок и направив взгляд куда-то очень далеко — за пределы пределов.
— Что-то мне подсказывает, что дело тут в другом… — подхватил иронию Пера Цен.
— А давай спросим.
— А что, можно! — с этим словами он отправил по лучу «свёрток», состоящий из негласного вопроса по поводу их «позывных». Этот «свёрток», достигнув землянина, развернётся в нём, как ощущение-вопрос самому себе, но, конечно же, никак не будет являться его вопросом. Дальше произойдёт поиск вариантов ответов и по внутреннему резонансу останется несколько (два или три) наиболее истинных. Потом из этих двух или трёх, вычленив крупицы правды, образуется один.
— О как! Оказывается, мой друг, всё гораздо прозаичнее. Смотрите вот. — Тут он послал своему соратнику ментально-чувственное восприятие пришедшего «ответа» — Да, вот и повесили на нас бирки, как на рогатый скот! — излишне драматично, пародируя негодование разочарованного жизнью человека, изрёк Цен. — «Переферийный» и «Центральный»! Ну надо же! Как теперь в глаза Содружеству Цивилизаций смотреть то будем?
— Ну, сами виноваты — не представились. Да и связь была не ахти. Ведь так говорится: «Не ахти»? — Пер молча кивнул с умным видом знатока. — Хотя и вряд-ли бы он «услышал» наши имена, с таким то каналом. Ладно, что-нибудь придумаем. Как-нибудь смоем потом эти «имена». А пока, что поделать, будем Пером, будем Ценом.
— Я на такое не подписывался! — откуда ни возьмись возле Пера появился старинный пульт управления со множеством кнопок, прямо как из фильмов двадцатого столетия про космические путешествия. Конструкция представляла собой сплошные угловатые формы, квадратные кнопки и яркие лампочки. Пер, вживаясь в роль разъярённого человека, узнавшего о том, что ему вменяют то, чего он делать не должен (либо очень долго делал, но узнал в один момент, что не должен был), опустил левую руку, сжимающую пыльную полупустую бутыль из уже пиратских фильмов, на эту конструкцию. С оглушающим треском битого стекла, превышающим ожидаемые звуковые частоты подобного звука, бутыль проломила пульт и разлетелась по всему кораблю, что также было неожиданно и не реалистично (по земным меркам). Из пульта повалил густой дым, а сама конструкция изошлась электрическими всполохами и искрами— прямо как по мультипликационному канону. Пер сидел на полу и отчаянно пытался выдрать клок волос, всем видом своим заставляя поверить в своё безнадёжное положение.
— Ну-ну, будет тебе… Будет… А, то-ли ещё будет! Вот как жили бы, а, знаешь, так и не представляли— как оно может быть-то. Да как грянет и, там, глядишь, всё и сладится… Нет, конечно, имеем право, но не настолько, чтобы прямо. Ну, тут и судить-то не за что. Как видишь, мы с тобой к ряду и из ряда вон… — Цен подхватил «игру» Пера, эмоционально вовлёкся в представление и стал выдавать разнородные фразы или обрывки фраз, подкрепляя их разным эмоциональным фоном. Получалось довольно правдоподобно и, что самое интересное, на суть самих слов внимание практически не обращалось — весь смысл передавался через негласные эмоциональные посылы и неявные телепатические передачи. Создавалась эдакая игра на нескольких уровнях общения и обработки информации.
— Я верил, я всё это время верил! И куда оно всё меня это, бишь как, привело?! Я спрашиваю! Кто мне теперь ответит? За что? Где я так, можно спросить, соизволил? Или не соизволил? Э-эх-ма! — Пер также переключился на полу-тарабарщину и многоуровневое общение. Зрителей, правда, не было (если не считать сферу-координатора корабля), но это нисколько не смущало двух актёров, вошедших во вкус. Видимо, само действо доставляло им удовольствие, а наличие наблюдателей было хоть и приятным, но не обязательным дополнением. Они прекрасно сочетали в себе и наблюдателей, и персонажей, и режиссёров, и всех остальных, ведь несли в себе информацию и опыт всего и вся. Сфера-координатор, до этого мягко облетающая всё пространство корабля, вдруг трансформировалась в подобие песочных часов, а за ней и весь корабль принял такую же форму. Сфера исторгла из себя энергетическую волну, которая распространилась во всех направлениях и вышла далеко за пределы корабля. Волна, достигнув Пера, Цена и их актёрский антураж в виде сломанного пульта, разбитых стёкол и жидкости из бутылки, смела всё подчистую, будто их никогда не существовало. На самих импровизаторов волна никак не подействовала, разве что дала знать о себе и о том, что происходит.
— Так, пришло время. Время и стекло… — Последнюю фразу
