городов и городков не делать». На этом тексте, датированном 3 января, Мурад-Гирей принес присягу 4 марта 1681 г., после чего он был все-таки принят Тяпкиным и Зотовым в ходе отпускной аудиенции. Также им вручили и грамоту великого везира Кара-Мустафы с одобрением мира, территориальные условия которой были еще более жесткими: о русской власти над Запорожьем в ней не говорилось. Наконец, по условиям заключенного договора Россия, должна была выплатить хану «казну» за три прошедших года[77].
Несмотря на принятие Тяпкиным и Зотовым ханской перемирной грамоты, Россия продолжила добиваться пересмотра положения о Правобережной Украине. Выехавшим в Константинополь в июле 1681 г. для ратификации мира окольничему И. И. Чирикову и дьяку П. Б. Возницыну было поручено добиваться сохранения за царем Запорожья и хотя бы части земель Правобережья[78]. Однако и эти планы пошли прахом. Согласно конечным условиям русско-турецкого соглашения, содержавшимся в султанской «утвердительной грамоте», врученной Возницыну (Чириков по дороге умер), границей между двумя державами стал Днепр, за Россией на Правобережье признавался лишь Киев с пригородами, левобережным казакам позволялось заниматься промыслами в низовьях Днепра и на Правобережье только при условии уплаты соответствующих пошлин. Также запрещалось строить новые города вдоль Днепра и препятствовать свободному переходу жителей Лево- и Правобережной Украины на противоположный берег[79]. Для Москвы соглашения, «подписанные» в Бахчисарае и Адрианополе, фиксировали положение, фактически существовавшее до начала войны: Россия удержала за собой Левобережье с Киевом. При этом главная цель, ради которой Москва ввязалась в 1672 г. в противостояние с османским вассалом Дорошенко, а затем и с самой Портой — присоединение казацких земель на правом берегу Днепра, выполнена не была. Османская империя же закрепила за собой уступленные Польшей территории — Правобережье с разоренным Чигирином и Немировым.
Хотя и В. Тяпкин в Крыму, и П. Возницын в Стамбуле приняли ханскую шертную грамоту и султанскую ратификационную грамоту («ахднамэ»), Москва не признавала пункты русско-крымско-османских договоров о свободном переселении жителей между крымско-турецкими и российскими владениями, о запрете восстановления старых и постройки новых городов на обоих берегах Днепра, требовала признания за землями между Южным Бугом и Днепром статуса незаселенной буферной зоны. Все это убедительно показывает, что заключенные мирные соглашения отнюдь не устраивали русское правительство, ставившее задачи их ревизии. Подобные инструкции давались направленным в Крым русским посланникам Н. Мельницкому и Ф. Мартынову. Однако их переговоры в начале июня 1682 г. с ханским везиром Ахмед-агой ничего не дали. Крымская сторона заявляла «что де Василей Тяпкин отдал образцовую запис и в той де образцовой записе те статьи, что от Днепра до Богу городов не строить, хотя и написаны были, а ханово де величество в шертную грамоту велел писать то, на чем возможно миру состоятца». Все претензии русской стороны на изменение договора и возвращение к проекту Тяпкина от 3 января 1681 г. отвергались[80].
В августе 1682 г., получив неутешительные известия об условиях договора с султаном, в Москве начали подготовку нового посольства в Османскую империю во главе с окольничим К. О. Хлоповым и дьяком В. Постниковым. С царскими грамотами к султану и великому везиру Кара-Мустафе для «обвещения» о посольстве был послан подьячий Михаил Тарасов. Главной задачей посольства Хлопова было добиться от турок признания Запорожской Сечи и ее земель владениями царя, запрета заселения земель между Южным Бугом и Днестром и приема переселенцев из царской державы. Если бы султан отказался пересматривать соглашение, выдав новую подтвердительную грамоту против старого образца, Хлопову и Постникову велено было «такой салтановой грамоты не принимать»[81].
Между тем М. Тарасов прибыл 11 ноября в Адрианополь, куда должен был прибыть и султанский двор. К султану его не допустили, царские грамоты ему пришлось отдать в ходе аудиенции у везира. А 20 декабря Кара-Мустафа-паша вызвал Тарасова, вручил ему ответную грамоту султана и свое письмо, заявив, что Порта отказывается принять русских послов, о чем посланнику следовало «наскоро» написать в Москву. Также русскому дипломату были высказаны претензии касательно враждебности левобережных казаков в отношении подданных султана — жителей Правобережной Украины. Отписка Тарасова была получена в Москве 6 февраля 1683 г. При получении этих известий Хлопов и Постников были задержаны в Севске, а затем и вовсе возвращены в Москву[82]. Более того, по сведениям польского резидента Самуэля Проского, Порта приняла Тарасова весьма враждебно. На аудиенции у везира его всячески унижали (contempserunt): ответные грамоты ему вручили без традиционной церемонии, стоя, не получил он и обычного в таких случаях кафтана и вообще никаких подарков. Тарасову было предписано в течение десяти дней покинуть Адрианополь, перед выездом ему даже запретили посетить православное богослужение в связи с наступающим Рождеством. Проский считал, что русских дипломатов просто «вытолкали… в шею»[83].
Мир с Портой и Крымом не принес и спокойствия на южные рубежи России. В марте 1682 г. ехавший на воеводство в Тор М. Г. Мезенцев подвергся нападению татарского отряда и вместе со своими спутниками попал в плен. В апреле донские казаки писали в Москву о набегах «азовцев» на пограничные города Тор, Изюм и Маяцкий[84].
Несмотря на это, направленные осенью 1682 г. в Крым очередные «годовые посланники» — стольник Никита Тараканов и подьячий Петр Бурцов — должны были убедить хана в намерении России нерушимо сохранять мир. Также как и их предшественники, русские дипломаты должны были добиться пересмотра не признававшихся Россией статей мирных договоров и освобождения захваченного в плен воеводы М. Г. Мезенцева.
Однако крымская сторона встретила посланников недружелюбно. Уже при встрече на «розменном месте» крымцы обещали подвесить их за ноги. В течение двух месяцев после приезда в Крым посланники выслушивали угрозы «доправить» на них недостающую, по мнению татар, часть поминков. А в конце декабря 1682 г. Тараканова и Бурцова избили, подвергли пыткам, а их имущество разграбили. Возможно, подобное грубое обращение с Таракановым и Бурцовым косвенно было связано с интригами ксендза Костанецкого — неофициального польского представителя в Бахчисарае. Он получил от короля Яна Собеского инструкции всячески поощрять агрессивные шаги Крымского ханства в отношении России, указывая на слабость Москвы из-за недавних стрелецких волнений в столице[85].
Угрозы и оскорбления, хотя и в меньшей степени, сопровождали и пребывание в Крыму последующих русских годовых посланников. Так, 3 апреля 1684 г., после того как посланники И. Протопопов и Д. Парфеньев вручили «любительные поминки» «калгиной матери и женам ево, и детям, и бекчам», а ближним людям калги — «великих государей жалованье по росписи», к ним на двор прибыл «дворецкой» с «кормом» и с объявлением,
