ним, всегда был в нем, и он знал, что пока он есть, пока тропинка тянется вдоль овражка, и там на южном склоне недалеко от гнутой березы находится лежка, где можно переждать пока станет прохладнее и двигаться дальше — пока все это есть, он может не бояться потерять себя в командировках и заседаниях.
И все-таки однажды ему удалось выбраться в Шапкино. Это было в 95-м году и произошло не совсем так, как он планировал. Начать с того, что в мыслях он всегда ехал туда на электричке. Если в вагоне удавалось сесть, читал и всегда боялся проехать свою остановку, что, кстати, случалось не однажды… Выходил из вагона, спускался по ступенькам с платформы, переходил железнодорожные пути, останавливался посмотреть — не сошел ли кто-нибудь из знакомых и после этого, углублялся по тропинке в лесок…Таким он представлял себе этот приезд и сейчас, но сложилось все как-то иначе. Дело в том, что на работу он ездил на машине — пришлось бы возвращаться домой, ехать на вокзал… расписания у него не было, жена обещала узнать, но забыла… Короче говоря, он решил ехать на машине, поскольку это было проще и удобнее.
По Ново-Рижскому шоссе он без труда доехал до поворота к станции и подумал как это, в сущности, быстро и просто, и…стоило столько лет тянуть?
Он слышал, что около станции идет большое строительство и не удивился тому, что вместо лесочка и луга, где обычно паслась рыжая корова и пестрый теленок, тянулся забор выше человеческого роста. Картина эта конечно неприятно поразила, но к такого рода переменам пейзажа Дмитрий был уже достаточно привычен. Он доехал до Шапкинского березняка, повернул налево и по грейдерной дороге поехал по краю деревни, которая по крайней мере на первый взгляд особенно не переменилась. Он остановил машину на краю березняка и по хорошо знакомой дорожке, где когда-то начиналась его лыжня, прошел к дому и подергал калитку.
Собак Габрон никогда не держал и считал это дурным тоном. «Ты к другу приходишь, а на тебя собака кидается — говорил он — у нас так не принято». И сейчас на Дмитрия никто не кинулся, хотя на соседних участках собаки лаяли, и видимо на их лай на крыльце появился сам хозяин.
…Грустное это было зрелище…Всего каких-то семь лет… Он показался Дмитрию сильно постаревшим, осунувшимся…Небритая щетина на лице изрядно поседела. Но главное было даже не это: главное было то, что на перевези около пояса висела бутылочка, и запах урины чувствовался на расстоянии.
Он узнал Дмитрия сразу и сразу оживился и помолодел.
— Это кто же к нам приехал! И дорогу не забыл? Заходи, заходи, дорогой. Меня, видишь, тут немного прихватило: с бутылочкой хожу, и там не Хванчкхара… Впрочем, настоящей Хванчкхары сейчас и в Грузии не сыщешь, разве что в Тбилиси. Да ты не три ноги: мы паркет давно не натирали, ха-ха-ха. Лизавета, иди сюда, смотри, кто к нам приехал.
В соседней комнате послышалось кряхтенье, и на порог выползла хозяйка…Картина еще более удручающая…Видимо, ей было трудно двигаться, потому что она держалась за косяк. Седые патлы торчали во все стороны, мятое платье висело как балахон. Она улыбалась, но Дмитрий почувствовал, что она не узнает его, что вскоре и подтвердилось.
Сели за стол. Габрон пытался оживить беседу.
— Ну как же ты Дмитрия не помнишь? Лыжни он у нас тут все прокладывал.
— Да я ведь на лыжах-то уж давно не хожу. И молодой-то была…
— Да ты-то не ходила, но разговоры-то слышала.
— Да что разговоры…Ты угости гостя. Вы сами-то из Москвы или?..
— Да Москвич он, возле Красных ворот живет. Мы же с тобой заезжали к нему, когда в Ленинград ездили. У них в прихожей, как сейчас помню, лосиные рога висят. До сих пор висят?
— Висят, висят.
— Ну вот видишь, я все помню, а у нее с памятью после инсульта немного того.
Так вот Дмитрий узнал, что у Елизаветы Евграфьевны два года тому назад был инсульт.
Пили чай с печеньем.
— Неплохое печенье. Это сын из Сант…Сакт…тьфу черт, не выговоришь…из Ленинграда привез.
Лизавета разжевывала печенье.
— Может и неплохое, только мне жевать-то нечем…А я вас сейчас припоминаю. Ведь вы без жены были? Один?
— Ну да.
— Помню, помню. Такой грустный все ходили. Что же и сейчас один?
— Нет, сейчас полный комплект: жена, двое детей.
— А что же с собой не взяли?
— Ой, да ведь я, можно сказать, почти случайно заехал. Времени немножко свободного оказалось, дай думаю, старых друзей навещу.
— Правильно сделали. Приезжайте почаще, а то ведь не ровен час…
— Да не каркай ты. Вот меня немножко залатают, и мы с Дмитрием по осени за грибами сходим.
— Да кто тебя теперь залатает…
Может быть печенье было и неплохим, но вставало у Дмитрия поперек горла. И все из-за этого подлого запаха, от которого его уже начало мутить. К тому же он чувствовал, что, хотя Габрон и хорохорится, разыгрывая гостеприимность, хозяевам этот прием в тягость. Поэтому при первом удобном случае он встал.
— Мне уже пора ехать. Спасибо вам, не болейте. Скоро приеду за грибами. А пока хочу немного по лесу пройтись. Вспомнить.
— Походи, походи. Лес пока еще стоит. Кругом тут понастроили, но лес еще цел.
Дмитрий вышел из дома и вздохнул с облегчением. Он хотел пойти по дорожке, которая вела в березняк, но вспомнил, что обещал жене забрать из мастерской видеомагнитофон. «Конечно, это можно сделать и завтра…нет, завтра не получится, а потом выходные…мастерская кажется до девяти, а сейчас — шесть. Так что, если в хорошем темпе…»
Но разве, приехав в Шапкинский лес, имело смысл спешить? Дмитрий сразу отринул эту мысль. Нет, он приедет сюда на весь день, он погрузится в лес, как погружался в него в былое время, и лес растворит в своей листве, в своей прохладе, смуту, которая накопилась в его душе за последние годы, как когда-то растворил любовные переживания и неудовлетворенность собой…Вот он — этот березняк! А, если пройти сквозь него, то направо пойдет дорожка, которая спустится в овраг к мостику через ручей…Дмитрий увидел ручей, мостик, тропинку, которая поднимается по другому склону оврага и ему вновь стало хорошо. «Только не надо откладывать…В ближайшее время…» Так он решил.
Но это ближайшее время представилось лишь через три с лишним года.
3
Дмитрий выбрал осенний день похожий на тот, в который он первый раз попал в Шапкинский лес. Последняя
