достанется тебе – тем более ты уже поправилась.
Предчувствия Кивы окрепли, когда Рук махнул рукой и из-за угла выплыли два его телохранителя.
– Мясник уже тебя заждался, Н18К442, – сообщил Рук, когда новоприбывшие подхватили Киву под руки.
Она поняла его не сразу, но, когда поняла, сердце остановилось.
Рук растянул губы в усмешке и продолжил:
– У него и комнатка особая припасена – для тебя берег.
Глава третья
Тьма.
Вот и все, что осталось Киве, – все, чем осталась Кива.
Свернувшись в комочек в углу непроглядно-черной камеры в Бездне, она пыталась найти волю к жизни, а внутренние демоны нашептывали, что нужно сдаться, что все ее ненавидят и никто никогда не простит. Что нет смысла жить.
Эти мысли одолевали ее с тех самых пор, как организм очистился от ангельской пыли несколько недель назад, но неестественная тьма Бездны усиливала их, заставляя ее сворачиваться в клубок и зажимать уши, будто это могло заглушить осуждающие голоса.
Она оказалась в персональном аду – и этот ад она сотворила своими руками.
Отчаяние одиночной камеры Киве довелось пережить лишь раз – после того, как Джарен спас ее от испытания водой. Сенсорная депривация тогда чуть не погубила ее, но благодаря предупреждению Наари Кива знала, что к финальному испытанию ее освободят.
В этот раз никаких гарантий не было. Она знала только, что красная морда Мясника загорелась предвкушением, когда телохранители Рука приволокли ее днем в изолятор – он обрадовался так, что на секундочку сердце у нее ушло в пятки: Кива испугалась, что ее утащат прямо на порку. Окровавленная плеть, кромсающая тело Джарена, до сих пор снилась ей в кошмарах. Но Мясник избавил ее от этого ужаса – у него имелись на нее другие планы и другие пытки.
– Боль уйдет, а темнота останется, – лукаво заявил он, волоча ее к Бездне, и швырнул ее внутрь, оставив один на один с ее собственными безжалостными мыслями.
Вина, горе, стыд не покидали ее ни на мгновение, пока медленно ползли секунды, потом минуты, потом часы. И все это время Кива вновь и вновь вспоминала одни и те же лица: Джарен, Наари, Типп, Кэлдон, Торелл.
Она слышала последние слова Джарена: «Как… ты… могла?»
Она слышала, как предупредил похолодевший Кэлдон: «Убегай».
Она слышала, как обвинял ее дрожащим, полным слез голосом Типп: «Ты К-Корентин?»
А затем видела наглое лицо сестры, бледную, как луна, кожу, смеющиеся глаза цвета меда и ужасные слова, которые бесконечно вертелись у Кивы в голове: «Отлично сработано, сестренка! Без тебя у меня бы ничего не вышло».
Если Рук собирался пытать Киву, лучше наказания, чем запереть ее с личными демонами, он бы не выдумал. Тьма лишь подпитывала их.
– Я не могу, – прошептала Кива, дрожа и раскачиваясь на месте. – Я не выдержу.
Она и не хотела выдерживать. Какой в этом смысл, если она все потеряла? У нее ничего не осталось, ничего и никого.
Пусть лучше тьма заберет ее.
Пусть лучше все закончится.
Пусть лучше придет конец.
Но затем мелькнул свет, резкий и слепящий, и послышался чей-то рык, будто кого-то швырнули к Киве в камеру, и тело рухнуло на твердый камень, а дверь снова захлопнулась.
– Сукинсын! – прошипел у ног Кивы знакомый голос, ослабевший от боли.
Киве почудилось, что она видит сон. Или что она уже на том свете.
– Креста?
– Кто ж еще? – подтвердил ворчливый голос.
На миг у Кивы все вылетело из головы, но еще один стон боли заставил ее пошарить в темноте, пока она не нашла соседку, причем при первом же касании Креста охнула и отшатнулась.
– Что они с тобой делали? – спросила Кива, двигаясь осторожнее. – Где болит?
Креста сдавленно хохотнула:
– Лучше спроси, чего они не делали и где не болит.
Кива замерла, побоявшись причинить Кресте еще больше боли.
– Это из-за того, что произошло в тоннелях? – неуверенно спросила она.
– Понимаю, сложно поверить, – съязвила Креста, – но надзиратели типа Кости не особо церемонятся с теми, кто посмел им перечить.
Послышался шорох и приглушенная ругань. Когда Креста снова заговорила, она пыталась отдышаться, а голос раздавался совсем рядом – видимо, она ухитрилась встать.
– Стоило того. Видела бы ты их удивленные рожи!
– Это я виновата, – прошептала Кива. – Ты из-за меня здесь очутилась.
– Здесь я очутилась из-за себя, – отрезала Креста. – Никто не смеет силой помыкать более слабыми. Не останови ты меня, я бы с радостью им врезала. Уж поверь.
Слушая ее, Кива вспомнила спутавшиеся в голове первые дни ломки, когда Креста рассказывала о собственной семье и упомянула, что мать изо всех сил старалась «уцелеть» рядом с отцом. Подробности Киве были ни к чему – судя по всему, Кресте всю жизнь доставалось от мужчин, и сегодняшний день не стал исключением.
– Чем я могу помочь? – спросила Кива, бесполезно суетясь вокруг. Она ничего не видела: если бы не затрудненное дыхание Кресты, она бы и не догадалась, что та рядом.
– Суету прекрати, – ответила Креста. – Мясник зашвырнул меня к тебе только потому, что знал: тебя расстроит то, что он сделал со мной, а этот садист хочет тебя помучить. Но мне бывало и похуже, я скоро буду на ногах.
Она задумчиво помолчала и добавила преувеличенно безразличным тоном:
– Ну если только не хочешь ускорить процесс этой своей волшбой.
Превозмогая потрясение, Кива ответила почти обвиняющим тоном:
– Так ты все-таки знаешь, кто я такая!
Креста молчала так долго, что Кива уже прикидывала, не отрубилась ли та. Но потом Креста ответила, тщательно подбирая слова:
– Когда начался бунт, я побежала прямо в лазарет. Мне было велено беречь Тильду, без нее я бы отсюда не выбралась. Повстанцы собирались забрать меня вместе с ней. Ну, так мне говорили.
Последнюю ремарку она буркнула себе под нос, но потом вновь заговорила громче:
– Я не успела. Мальчишка – Типп – уже лежал на земле, считай, без сознания, а Тильда… – Она замолчала, будто припомнив, с кем говорит, и дальше заговорила осторожнее: – Она услышала, как я подошла, вцепилась в меня из последних сил и потянула к себе. А потом назвала твое имя.
Кива спросила онемевшими губами:
– А она… Она еще что-нибудь говорила?
– Я объяснила, что я – не ты, но она только притянула меня поближе и сказала: «Передай ей, что я ее люблю. Передай, что я прошу прощения. Передай, что я пыталась…»
У Кивы на глаза навернулись слезы.
– Пыталась что?
Креста ответила нехарактерно мягко:
– Она не успела договорить. – И быстро добавила: – Я