успокойся… – повторяю я. Библиотека странная, но лишь немного странная, совсем чуть… В здании по ту сторону улицы зажегся свет. В комнату вошла женщина и стала раздеваться. Так мы и стояли нагишом друг напротив друга: я под водой, а она отыскивала что-то в шкафу во вкусе семидесятых. Я давно перестала обращать внимание на то, что любой может увидеть меня в окне душа. Мне нравилось купаться, глядя в небо, на улицу или крыши домов. В комнату женщины напротив вошел мужчина. От дверей он бросил в нее что-то. Говорил, размахивая руками, разгорячившись. Женщина взяла сверток, которым в нее бросил собеседник, и снова скатала его и бросила обратно. Импровизированный мяч не попал в мужчину, неловко упав к нему под ноги. Мужчина еще энергичнее замахал руками и принялся бить себя в грудь. Затем он вышел. Женщина, как была нагишом, села. Опустила туловище, оперлась локтями о бедра, скрестила руки над головой. Думаю, она плакала.
Я завернулась в полотенце и продолжала смотреть за окно в ночь. Слышался ритмичный стук. Остальные окна в здании через дорогу не горели. Качались тонкие ветви липы. Из магазина вышли несколько женщин и встали у входа. Продавщицы. Прощаются, запирают магазин. Я оделась и залезла под покрывало. Взяла телефон, чтобы настроить будильник. Сообщения. Семь сообщений. Я представила себе стук пальцев по экрану. Неужели люди не в состоянии понять?
Я оставила телефон и взяла часы со столика. Стрелку для пробуждения выставлять не было необходимости – только поднять миниатюрную пружинку на одних часах и перевести выключатель с нуля на единицу на другом. Часы словно застучали громче, когда я опустила их на столик между книгами и футляром для очков. А теперь – спать, иронично оповестила я себя. Легла на спину и устремила взгляд в потолок.
На нем шаталась тень люстры. Вероятно, я задела ее, когда проходила мимо. Или ее качал ветер, проникавший сквозь приоткрытое окно. Может быть, землетрясение, – возникла у меня мысль. Не может быть, кровать бы тоже качалась… Я посмотрела в стекло, за которым находились книжные полки. Оно всегда стучало и звенело, когда бывало землетрясение, даже самое слабое. Нет, стеклянная дверца спокойно висела на петлях. Привидения, – я пыталась шутить. Тень конструкции из кованого железа, которая под светом светофора выглядела как тень люстры из готического собора высотой метров в тридцать, ходила по потолку влево-вправо. Да, ветер… это точно ветер, – успокаивала я себя. Не помогало. Если бы люстра случайно упала с потолка, она угодила бы в точности на меня и осталась бы так, пока ее не уберут соседи, ощутившие зловоние смерти из моей квартиры. Я встала и зажгла свет. Все было в порядке, люстра мирно висела там, где ее прошлым летом повесил мастер, и не шевелилась. Хоть и тяжелая, она была крепко приделана к крюку, торчавшему из потолка. Я снова выключила свет и легла, в этот раз на всякий случай подвинувшись к стене. Часы стучали. Тик-так, тик-так, тик-так… Я сознавала каждую секунду. Вдвойне. Не знаю, как согласовать их тиканье. Без десяти одиннадцать. Времени еще много. Думай о чем-нибудь хорошем. О бирюзовом небе, например… Тик-так, тик-так, тик-так… Началось: поворачиваюсь то на один, то на другой бок.
Сосед смотрит полночный выпуск новостей. Я опять считаю, проходят минуты, десятки минут… Встаю. Вспоминаю повесть Мопассана. Главный герой не мог уснуть, вообразил, что в его комнате находится дух, который преследует его, и поджег свой дом… Я задрожала. Жизнь Мопассана завершилась плачевно, – было ли это последствием бессонницы? Чай из мелиссы, – вспомнился мне совет травника. Я зажгла свет на кухне и поставила чайник на плиту. Зеленый, красный, желтый… – сменялся цвет в окне. Было холодно. Это свалит с ног хоть медведя, – подумала я, засыпая высушенные листки в кипящую воду. Чай я остудила на окне, на ледяном ветру, и не спеша выпила его, а потом снова отправилась в кровать. Посмотрела на часы. Без двадцати час. Еще есть время заснуть. Я вообразила себе библиотеку, пытаясь призвать приятное ощущение, которое она пробуждала во мне. Тишина и покой, солнце, которое, светя в окна, делало белые книги еще белее. Паркет, покрытый блестящим лаком, чистый и ровный, как зеркало. Даже дорога к Институту была исполнена необычайного покоя. Словно я вошла в другой мир, стоило переступить за калитку, скрытую за кустами. Нет, еще раньше: когда я зашла в красный автобус, что вез к зданию, которое не знал Гугл, то почувствовала, что отрешаюсь, отстраняюсь от всего, что мне было ведомо до сих пор. Я вспомнила человека, перекатывавшего протез во рту, мальчиков с рюкзаками на коленях. Мне захотелось подойти к ним и спросить, не братья ли они.
Терпение подводит меня. Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять… считать не помогает, мой разум еще сильнее напрягается, достигая остроты сосредоточения. Так я прежде сойду с ума, чем усну. Часы клюют меня в мозг. Мне жарко. Я встала, подошла к столу и отпила три глотка воды. Сдвинула тяжелую штору, которая не давала свету с улицы проникнуть в комнату. Балкон на здании по ту сторону улицы был затянут полиэтиленом, прозрачным, но очень грязным. Я сдвинула и белую полотняную занавеску из-под шторы и попыталась рассмотреть получше. Мне показалось, что за полиэтиленом кто-то есть. Взяла очки: да, в самом деле, на балконе кто-то был. Без двадцати пяти три. Стоит на балконе, не двигается. Может быть, он увидел меня. Лучше вернуться в кровать и ворочаться там. Что делают люди в эту пору ночи на балконе на минусовой температуре? Пошел дождь. Странная зима: снег сменяет дождь, то теплеет, то холодает.
Не понимаю, как регистрируются книги, где находится каталог и кто берет книги из библиотеки. Не понимаю и того, как я умудрилась уснуть в кресле, а здесь ворочаюсь в кровати и глаз не могу сомкнуть. Я выпила целую грядку сушеной мелиссы. Сделала все, что могла, чтобы погрузиться в сон: поела, искупалась, попила чай, легла вовремя… Эти часы убивают меня. Ты должна уснуть, должна… Есть ли смысл вот так командовать себе? – задаюсь я вопросом. Завтра у меня будет болеть голова. Спи, спи, спи… Один, два, три, четыре, пять… Меня охватывает паника. Вновь начинается сердцебиение. Спи! Я попыталась крепче закрыть глаза, упасть в тоннель… погрузиться глубоко, прямо в сон. Четыре часа десять минут. Я живу словно в жестяной банке – так слышен звук секунд, которые отсчитывают часы. Можно было бы оставить включенными только электронные
