— Другого нет, — отрезаю.
— Ладно, мне то что, — Котик вытирает мокрые руки белым полотенцем и берет рацию. — Но смотри, если попадёмся, я тебя сдам, уголовница.
Вот мы аферисты, животик надорвать. Но под ногами пол горит. Искать другую работу, когда через месяц новый год и нужны деньги — это анреал.
Так просто я не свалю, не надейся, Аверин.
Сначала все идет ровно, и я собой горжусь.
Котик говорит Василине, что у него лампочки над стойкой коротят. Через пару минут в зале появляется ее фигура ростом с баскетболиста. На метровых каблуках админ, виляя бедрами, важно вышагивает мимо столиков. Обходит стойку.
Скольжу невидимой тенью к Василине за спину.
Так, у нее на плече болтается сумочка.
Бармен вытягивает вперед ногу в безразмерном ботинке, админ запинается, я дергаю за ремешок…
А дальше катастрофа.
Горе-сообщник своими кривыми щупальцами не может ее удержать. Василина заваливается назад, на меня. Я путаюсь в ремешке и не успеваю отскочить. Котик рушится на нас сверху.
Держусь за столешницу, но ноги подкашиваются, и я размазываюсь по полу, как лаваш. Чувствую, что сломала пару ногтей. И рёбер.
Василина бьется, сталкивая бармена, тычет острым локтем мне в живот, а я сжимаю зубы и щупаю девушку.
Где эта дурацкая сумка, я все равно достану ключи, во мне нарастает ослиная упрямость. Натыкаюсь, наконец, на ремешок и тяну со всей дури, Василина пытается просочиться между мной и Котиком, и кроет нас матом с небоскреб.
Маленькая бисерная сумочка, похожая на кошелек, соскальзывает с ее руки и плюхается на пол, рядом с моей головой.
О да, это джекпот.
Швыряю кошель подальше, по начищенному полу он летит куда-то под стойку.
Багровый бармен поднимается и мямлит извинения. Василина поправляет съехавшую набок черную шляпку с вуалью, оборачивается и голосит:
— Крис! Черте что, ты в релаксе была? Чего ты тут шоркаешься, когда дел по горло?! Эй, я с кем разговариваю?
Молча, на карачках ползу вдоль стойки, собираю коленками капли коктейлей и заглядываю между коробок с бутылками. Натыкаюсь на сумочку, клацаю застежкой.
— Это я Крис позвал, — заступается Котик. — Говорил же, с освещением дрянь непонятная.
— А она у нас электрик что ли? — сбавляет тон Василина. — Господи, я работаю с идиотами. Давай показывай, где замыкает.
— Да вот тут мигало.
Заграбастав связку с железяками, выпрямляюсь и выскальзываю в зал. Едва смешиваюсь с толпой, как на поясе щелкает передатчик и голос Василины требует:
— Живо в релакс! Новенькие ликбез по игрушкам ждут.
— Ждут-подождут, — стягиваю маску на шею и до красноты расчёсываю вспотевшую кожу вокруг глаз.
Сворачиваю в комнату персонала. Забрав из сейфа смартфон, поднимаюсь на второй этаж. Неслышно ступаю по далматинчатому грязезащитному ковру. Останавливаюсь у каждой двери и прислушиваюсь. Заглядываю.
С четвертой попытки мне везет.
Комнаты для привата кроваво-алые, и стены, и мебель, минимум обстановки, зато огромная душевая кабина за широкой стеклянной дверью.
У них тоже играет джаз, негромко поет Фрэнк Синатра.
Алекс стоит возле красного кожаного дивана, одет, лишь снял маску и расстегнул брюки. На прозрачном столике стаканы, а на полу перед Авериным Маришенька, в платье с оголенной спиной. Навожу камеру и всматриваюсь в картинку. Приближаю.
Вроде бы даже при таком освещении понятно, что это он. Его, вообще, сложно с кем-то спутать благодаря тату и буйной растительности на лице.
Ставлю на запись.
Репортера они не замечают. Он занят тем, что наматывает на кулак длинную нитку жемчуга, болтающуюся на ее шее, словно за поводок тянет ее голову к своим бедрам, а она стонет, как сломанный пылесос, но не останавливается, прилежно делает влажную уборку его хозяйства.
Я здесь видела и не такое, но не могу унять дрожь, и телефон в руке трясется.
Перед глазами оживает Егор, и я сама. Сына Аверина нельзя обвинить в серьезном отношении к девушкам, три девицы за неделю — его стабильность. В конце этого лета все вернулись, кто с отдыха, кто из родного дома в общагу и мы собрались группой перед началом учебы. Играли в фанты, пили много пива из пластиковых стаканчиков, ноль забот и легкость — всё, как на студенческой вечеринке.
В тот день Егор привел меня в клуб. А вечером мы бросили одногрупников и оказались в его машине. Он вряд ли понял, что он первый. Я не сказала, и не кричала от боли, и крови почти не было. И не почувствовала ничего особенного. Новые ощущения, да, но какие-то обычные, без восторга в груди, и адреналин не зашкаливал. Что-то такое бытовое.
Утром мне стало очень сильно стыдно. Вечером Егор написал "может, повторим?", а я не ответила. Через пару дней пришел сентябрь и мы сделали вид, что ничего не было. То есть я сделала, а он с чего-то решил, что отныне мы враги.
И теперь интеллект тревожат грязные мысли. Смотрю на Маришеньку, и она ведь от апатии далека бесконечно, их обоих штырят те незамысловатые повторяющиеся движения. Аверин почти душит ее и бусами этими, и своей дубиной, что пихает ей в горло, а она мычит, сжимает его брюки, но остается на коленях перед ним.
И если это и есть секс во всей красе, то что тогда было у меня?
— Крис, если ты сию секунду не метнешься в релакс, я тебя убью, — на весь коридор орет моя рация.
Сердце едва не выпрыгивает. Смотрю на экран смартфона.
Там Алекс вздрагивает, поднимает голову и пялится прямо в камеру. Маришенька хрипит. Натянутая в его руках нитка трещит, лопается, на пол сыпятся белые бусины. Он сдирает презерватив, укладывает беспорядки в штанах, застегивает ширинку, толкает в сторону женщину, срывается с места и…
Скользит на рассыпанном жемчуге, падает, матерится.
Я выхожу из ступора, все так медленно. Медленно нажимаю на стоп, сохраняю. Неудачно вышло, что теперь делать-то?
И вдруг встречаюсь с ним взглядами. Не через телефон, будто он далеко, а прям тут, вживую, и это неисчерпаемое бешенство на его лице придает мне ускорения.
Хлопаю дверью, и выпущенной к звездам ракетой несусь по коридору.
Налетаю на какую-то парочку, даже не извиняюсь, слышу, как позади снова хлопает дверь. Хватаюсь за перила и, перепрыгивая через ступеньки, лечу вниз.
На полторашке между этажами кидаю телефон в белый горшок с драценой, смартфон прячется под длинными острыми листьями.
Я попискиваю.
Вот это влипла.
Всегда так кичилась своей сообразительностью, и что в перебор не скатываюсь, лавирую на грани.
