— Она тебя била? — проигнорировав ее, я посмотрела на малышку. — Не бойся, говори.
Та несмело кивнула.
— Как вас зовут? — едва сдерживая гнев, посмотрела на мерзкую повариху.
— Соломея.
— Вам не стыдно поднимать руку на ребенка, Соломея?
— А вам не стыдно лезть не в свое дело? — она лишь усмехнулась.
— Чей это ребенок?
— Теперь, выходит, ваш, — женщина прищурилась, наблюдая за моей реакцией.
— Как это? — до меня не сразу дошло.
— Это младшая дочь вашего мужа, господина Редроуза, от первой жены, почившей шесть лет назад.
— И вы так обращаетесь с дочерью Янура?
— А вы нажалуйтесь ему, — нахалка по-свойски мне подмигнула.
— Непременно, благодарю за совет, — съехидничала я.
Думала, леди Редроуз съежится и убежит? Еще чего! Моего характера даже мачеха боялась, уж с прислугой справлюсь как-нибудь!
— А пока что займитесь уборкой, — я взяла тарелку с злополучным варевом и наклонила ее, но оно даже не шелохнулось. — Ничего себе, она приросла к дну, что ли? — тряхнула с силой, и каша противными сгустками шлепнулась на пол.
— Ой! — девочка прикрыла рот ладошкой.
— Да что же вы!.. — служанка всплеснула руками.
— Простите, леди Редроуз такая неловкая, придется вам прибраться тут. Учтите — приду, проверю!
Под кипящими злостью маленькими голубыми глазками Соломеи я взяла со стола корзинку, положила туда хлеб, сыр, еще несколько вещей и протянула руку девочке.
— Пойдем на пикник?
— А можно? — она несмело улыбнулась и покосилась на повариху.
— Ты теперь моя падчерица, стало быть, только мне решать, что тебе можно, а что нет! Ну, идем?
— Идем! — кроха соскочила со стула и вложила маленькую холодную ладошку в мою руку.
— Покажешь, куда? — шепнула я, когда мы вышли из кухни. — Я ведь тут у вас ничего не знаю.
— Покажу, конечно! — она потянула меня к небольшой роще неподалеку.
Под тяжелым взглядом Соломеи мы двинулись к ней. В душе засвербило нехорошее предчувствие. Не умею я заводить друзей, это уж точно, не умею от слова совсем! Но уж лучше без них, чем лицемерить перед мерзкими тетками, которые не гнушаются бить таких замечательных крошек, как та, что сейчас улыбается во весь рот. Кстати, кажется, было сказано, что она младшая дочь Янура. Значит, есть еще и старшая?
* * *
С этого вопроса я и начала, когда мы расположились на живописной полянке неподалеку от небольшого пруда, из которого неслось оглушающее кваканье.
— Нет, миледи, — отозвалась девочка. — У меня есть только старший брат, Том.
— Зови меня Лолой, хорошо? — я достала из корзинки хлеб и отрезала ломоть. — А тебя, кстати, как зовут?
— Генриетта.
Ну надо же! Я хмыкнула. За что бедный Янур так с девочкой?
— Вот держи, — сделав бутерброд с колбасой и сыром, протянула ей. — Кушай.
— Спасибо, — она тут же впилась в него зубками. — Фкушно!
Еще бы! Явно получше каши на воде без сахара!
— Как же тебя ласково зовут?
— Никак, — девочка пожала плечиками.
— Нет, так нельзя. Генриетта — это такая графиня со шпицем под мышкой, и лет ей сто в обед.
— А на ужин двести!
— Именно, — я рассмеялась и заметила, как кроха морщится, потирая висок. — Голова болит?
— Немножечко, — она виновато улыбнулась.
— Еще бы она у тебя не болела, — пробурчала я, — тебе косу так туго заплели, что удивительно, как глаза вообще закрываются. Кто плел? Дай догадаюсь — Соломея?
— Она, — малышка вздохнула.
— Иди сюда, — я быстро расплела ее волосы и по плечам крошки рассыпались удивительно красивые каштановые кудри. — Так куда лучше!
— И голова не болит! — она расхохоталась и помотала головой.
Солнечные зайчики, запутавшись в густых локонах, заставили их ослепительно засиять. Я намотала прядку на палец и отпустила. Та соскочила упругой пружинкой. Красота же ведь, зачем такую прятать?
— Знаю, как буду тебя звать! — сообщила девочке. — Пружинка! Ты не против?
— Совершенно не против!
Я сделала и себе бутерброд, а малышке протянула яблоко, и спросила, ткнув пальцем в мрачные развалины на горизонте.
— А что там такое, Пружинка?
— Это был фамильный замок Редроузов. Но во время войны магов и демонов его захватили и разрушили.
— Жаль, — протянула я. — Даже сейчас видно, что он был великолепным!
— В библиотеке есть книги с гравюрами, где он еще целый, — сообщила кроха. — Говорят, тут бывал сам Люцифер! Но Соломея говорит, что это враки.
— А она давно у вас работает?
— Со смерти мамы, — Пружинка погрустнела. — Мамочка умерла, когда производила меня на свет. Так все говорят. Потому и приехала Соломея, она сестра моей мамы.
— Выходит, твоя тетя?
— Да, Лола.
— Ясно.
Не все так просто, выходит. Вот откуда растут ноги у наглости этой особы. Хозяйкой себя при вдовце с двумя детьми почувствовала. А может, и вовсе решила у сестры эстафету принять. Да уж, ей мое появление точно радости не добавило. Надо с ней ухо востро держать, не нравится она мне.
— Ну, наелась? — я встала, получив кивок крохи. — А теперь идем гулять. И для пищеварения полезно, и как экскурсия сойдет! Покажешь мне, что у вас и как, Пружинка?
— Конечно, покажу, Лолочка!
* * *
Закончилась наша экскурсия около построек за домом.
— Это скотный двор? — спросила я девочку.
— В какой-то степени, — она захихикала. — Идем!
Взяв меня за руку, малышка потянула меня за собой. Мы зашли за небольшой домик и попали на задний двор. В его центре, под раскидистым красавцем-дубом скучал белый жеребец, лениво жующий сено.
— Знакомься, это Пегас, — Пружинка подвела меня к нему.
— Рада познакомиться, Пегас, — провела рукой по крупу этого красавца.
Горячая шелковистая кожа заскользила под кончиками пальцев. А потом…
Яркая белая вспышка ослепила меня. Инстинктивно прижав к себе девочку, я тут же отступила назад. А когда свет рассеялся, опадая в воздухе, будто «снежинки», у меня даже дар речи пропал! Вместо обычного коня передо мной стоял самый настоящий Пегас — с раскинувшимися во всю ширь сияющими крыльями!
— Ты ему понравилась, — поделилась Пружинка, улыбаясь во весь рот. — Он не всем свои крылья показывает!
