которое Лев Николаевич написал Александрин, вернувшись в Ясную Поляну, после их горячего спора за полночь в тех же самых апартаментах в Зимнем дворце, где через год после этого о вопросах веры с графиней беседовал автор «Братьев Карамазовых».[39] Множественное же число («письма»), очевидно, возникло в тексте мемуаров по той причине, что вместе с этим автографом ее гость взял с собой также копии других писем Толстого, которые графиня Толстая, как она сама сообщает, специально приготовила к встрече с Достоевским.[40]
После смерти писателя Александра Андреевна обращалась к А. Г. Достоевской с просьбой вернуть ей письмо Толстого, но та не смогла его найти. Однако спустя годы, разбирая переписку Достоевского, Анна Григорьевна обнаружила автограф и возвратила письмо душеприказчику уже умершей к тому времени А. А. Толстой, распоряжавшемуся ее архивом, переданным после кончины графини в Академию наук. Сегодня это письмо хранится в московском музее писателя и неоднократно было воспроизведено в собраниях его сочинений. Так что в воспоминания графини надо внести и еще один корректив: письмо Толстого, которое читал Достоевский, нельзя называть «потерянным».
Интересно, что дома на Кузнечном у Достоевских хранился еще один автограф Толстого — его письмо Н. Н. Страхову от 26 сентября 1880 г., в котором была дана такая исключительно высокая оценка «Записок из Мертвого Дома»:
«Я много забыл, — писал Толстой, — перечитал и не знаю лучше книги изо всей новой литературы, включая Пушкина.
Не тон, а точка зрения удивительна — искренняя, естественная и христианская. <…> Я наслаждался вчера целый день, как давно не наслаждался. Если увидите Достоевского, скажите ему, что я его люблю»[41]. Страхов выполнил поручение Толстого и писал ему в ответном письме 2 ноября:
«Видел я Достоевского и передал ему Вашу похвалу и любовь. Он очень был обрадован, и я должен был оставить ему листок из Вашего письма, заключающий такие дорогие слова. Немножко его задело Ваше непочтение к Пушкину, которое тут же выражено („лучше всей нашей литературы, включая Пушкина“). „Как, — включая?“ спросил он. Я сказал, что Вы и прежде были, а теперь особенно стали большим вольнодумцем»[42].
Через несколько дней на журфиксе в салоне Штакеншнейдеров Достоевский «с гордостью и радостью» будет рассказывать Елене Андреевне об этом письме Толстого и о том, что он получил его от Н. Н. Страхова «в подарок»[43]. Так в предсмертные дни в доме Достоевского в Кузнечном переулке на рабочем столе писателя оказались сразу два столь несхожих эпистолярных автографа Льва Толстого: один — содержащий исключительно дорогие для автора «Записок из Мертвого Дома» слова высочайшей оценки его каторжной эпопеи, и другой, полученный во время визита в Зимний дворец, — со словами религиозного вольнодумства, с которыми автор «Братьев Карамазовых» был категорически не согласен и с которыми готовился полемизировать на страницах своего «Дневника писателя» в 1881 г.
В гости в Главный штаб
Выше уже упоминалось, что Достоевскому, еще в юности, приходилось бывать в стенах Главного штаба. Когда и при каких обстоятельствах это имело место?
Как было сказано, в 1837 г. Михаил Андреевич Достоевский привез из Москвы двух своих сыновей, шестнадцатилетнего Михаила и пятнадцатилетнего Федора, для поступления в Главное инженерное училище. Однако принят в это элитное учебное заведение был только будущий писатель. Старший же брат поступил в Санкт-Петербургскую инженерную команду и в апреле 1838 г. был откомандирован для прохождения службы в Эстляндскую губернию, в город Ревель (нынешний Таллин). Достоевский остался в Петербурге один, без родных и знакомых. «Еще с детства, почти затерянный, заброшенный в Петербурге, я как-то все боялся его», — позднее вспоминал он это время.
Вид Александровской колонны через арку Главного штаба. Литография. Середина 1830-х гг.
Ни родственников, ни знакомых по прежней московской жизни в неприветливой Северной столице у будущего писателя не было. С большинством однокашников по Инженерному училищу доверительных, дружеских отношений тоже как-то не сложилось. Спасала от одиночества лишь содержательная, наполненная обсуждением серьезных духовных вопросов, отражающая их юношеские искания переписка с братом Михаилом.
Изредка Достоевский также получал письма из Первопрестольной от сестры Варвары, бывшей лишь годом его моложе. В апреле 1840 г. он узнал, что семнадцатилетняя Варя выдана замуж за сорокапятилетнего вдовца, служившего обер-аудитором в канцелярии московского военного генерал-губернатора князя Д. Голицына, — Петра Андреевича Карепина. Ближайшим следствием этого события стало то, что в Петербурге у Достоевского появился свойственник, или как бы свойственник — на самом деле, по народной поговорке, «седьмая вода на киселе». Зато это был человек, принадлежавший высшим сферам, в которые юный кондуктор Инженерного училища не заносился даже в мечтах. Шутка ли: вице-директор Инспекторского департамента Военного министерства генерал-майор Иван Григорьевич Кривопишин! С Петром Андреевичем Карепиным, ныне зятем Достоевского, они некогда были свояками, то есть женатыми на сестрах. Затем оба овдовели, и оба вновь женились. В подобных ситуациях многие люди былым свойством уже нисколько не считаются. Но у Кривопишина с Карепиным сохранились прочные дружеские отношения (к тому же они были и ровесниками), и Иван Григорьевич, которого младший брат писателя характеризует как «истинно доброго и почтенного господина»[44], не прочь был оказать юному шурину своего «друга-родственника» Петра Андреевича возможную помощь и покровительство.
«Сей господин, — вспоминает A. M. Достоевский, — как по доброте своей, так и по дружбе к Петру Андреевичу, — нарочно ездил в инженерное училище и там обласкал брата Федора, который был еще в кондукторских классах. Впоследствии, сделавшись офицером, он был очень радушно принимаем Кривопишиным, который <…> делал как ему, так и брату Михаилу значительные услуги…»[45]
Инспекторский департамент Военного министерства в 1830–1840-е гг. располагался в западном крыле здания Главного штаба на Дворцовой площади. Здесь же имел «очень роскошную»[46] казенную квартиру его вице-директор (а позднее и директор) генерал-майор Кривопишин. Как драгоценно в этой связи приведенное свидетельство, что этот петербургский «друг-родственник» П. А. Карепина, зятя братьев Достоевских, «радушно принимал» в своем доме будущего писателя!
Нам неизвестно, когда произошло личное знакомство Достоевского с Кривопишиным, но уже в начале 1841 г. имя Ивана Григорьевича мелькает в переписке братьев Достоевских. И как мелькает! «Благодари Кривопишина, — пишет Федор из Петербурга в Ревель Михаилу 27 февраля 1841 г. — Вот бесценнейший человек! Поискать! Принят я у них Бог знает как. Меня одного принимают, когда всем отказывают…».
Из напутственного пожелания брату: «Благодари Кривопишина» — ясно, что появление портупей-юнкера Достоевского в казенной генеральской квартире в здании Главного штаба не было просто рядовым визитом к дальнему родственнику. В декабре 1840 г. старший
