Шел десятый час операции «Барбаросса», когда генерал Иван Болдин[61] на штабной машине Красной армии прибыл в польский город Белосток[62]. Путешествие Болдина было нелегким. Казалось, что в тот день полмира куда-то несется и все двигались на восток. Недалеко от Белостока Болдина подрезал ЗИС-101[63] – советский аналог «Роллс-Ройса». На заднем сиденье болтали две хорошо одетые женщины, не обращая внимания на крестьянские семьи, марширующие по дорогам с двухдневным запасом еды. Люди сами не понимали, куда они идут; просто пытались уйти подальше от грохота орудий. Болдин снова посмотрел на женщин. Он знал этот типаж. Жены должностных лиц, и, судя по машине, в которой они сидели, их мужья занимали высокие посты. И все же, если бы не герань, торчавшая из заднего окна их машины, Болдин подавил бы раздражение и поехал своей дорогой. Но растение задело его за живое. Оно казалось неприличной роскошью среди моря страданий. Сразу за Белостоком Болдин не выдержал и крикнул женщинам: «Неужели в такое время вам нечего больше возить, кроме цветов?»
Вопрос остался без ответа. Пулеметная очередь прошила обеих женщин, их двоих детей и водителя, который упал головой на руль. Только фикус остался невредимым. Болдин провел остаток дня за организацией похорон. Затем он отправился на поиски 10-й армии – подразделения, ответственного за защиту Белостока. Он нашел командующего, генерала Константина Голубева, в березовой роще в нескольких километрах от города. «Бойцы держатся хорошо, героически, – сказал Голубев, – но почти вся наша авиация и зенитная артиллерия разбиты. Боеприпасов мало. На исходе горючее для танков[64]».
В разгар их разговора из Минска позвонил генерал Павлов и приказал 10-й армии перейти в контратаку. Болдин возразил, сообщив, что 10-я армия фактически уничтожена. Павлов на мгновение задумался, затем повторил приказ: «В атаку!» [65] Вскоре в небе появились самолеты люфтваффе, и Белосток погрузился в пучину огня.
Тем же вечером, в 21:15, маршал Тимошенко, действуя на основании устаревшей информации, отдал Директиву[66] № 3: утром советские войска должны атаковать немецких захватчиков и отбросить их назад. Спустя 48 часов в Красной армии воцарился хаос. Немецкие танки прорывались через 80-мильную брешь в русской линии обороны, и генерал Павлов потерял контроль и над своей армией, и над самим собой. Широкоскулый, коренастый, с зорким взглядом, Павлов выглядел как боец, но его таланты больше касались политики, чем военного дела. Он продвигался по служебной лестнице, зная, с кем поддерживать дружбу, а кого сторониться. Многие из советских командиров, служивших советниками во время Гражданской войны в Испании, по возвращении домой были отправлены в ГУЛАГ[67]. Павлов вернулся домой Героем Советского Союза. Два года спустя, когда финская армия из 32 танков и 114 самолетов сдерживала советские силы из 2514 танков и 3880 самолетов в течение трех с половиной месяцев[68], Павлов одержал несколько незначительных побед в конце кампании и получил одну из самых престижных должностей в Красной армии – командующего Западным фронтом[69]. Выбор был не из лучших: несмотря на боевые заслуги, Павлов легко терял самообладание. За несколько недель до немецкого вторжения его сослуживец слышал, как Павлов истерически кричал на командира, сообщившего о нарушении границы: «Тем, кто наверху, лучше знать!» Как только начались бои, в генерале стали проявляться еще более неприятные качества. Павлов обещал частям доставить припасы, но не делал этого или исчезал на несколько часов без объяснения причин. Потом была битва за Минск[70]. В разгар боя Павлов созвал свой штаб и приказал переместить ставку командования Западным фронтом в Бобруйск, небольшой город в 150 километрах к востоку от Минска. Через сутки он передумал и объявил, что передислоцируется в Могилев, находящийся в 200 километрах от Минска. Оттуда Павлов планировал руководить обороной города с помощью небольших самолетов-корректировщиков и парашютистов, которые будут передавать его указания командирам.
