размеров, потом Ванька — коротенькую и толстенькую в полоску, потом мы с Жекой — одинаковые тёмно-зелёного цвета. И всё было бы славно, но….
— Не пойму, чем пахнет? — насторожилась Женька.
— А я всё думала, что мне кажется, — призналась я.
— Девчонки, я тут ни при чём, — твёрдо заявил Костя.
— И я, — вторил ему Ванька, хихикая.
— Это не мы, — заключил Антон, перевернулся на другой бок и засопел.
Утром, собирая палатку перед отправлением, я обнаружила под её дном причину вчерашнего запаха.
— Угораздило же тебя местечко выбрать! Во всём лесу другого-то не нашлось! — Смеялась Женька. Обычно она выбирала место для палатки, а в этот раз я решила проявить инициативу: «Палатку ставим вот здесь». Инструктор, наблюдая мои чертыханья, предположил:
— Скорее всего, здесь был медведь.
Я не поверила, думая, что инструктор разыгрывает меня. Однако потом, отвязывая верёвку от разлапистой ели, я подняла голову и обнаружила на стволе дерева следы когтей хозяина леса. Стало не по себе. Незадолго до нас, горе-туристов, здесь побывал медведь, а мы явились без приглашения и шумим у него в гостях! Нехорошо.
За эти холодные дождливые дни тело сжалось, съёжилось и даже будто бы стало меньше в размерах. Плечи всё время подняты, словно голове и впрямь так теплее. Банданы мокрые, какой от них толк? Но всё равно мы их не снимали, они давали ощущение одежды. Мёрзли руки со скрюченными пальцами, уцепившимися в деревянные вёсла, мёрзли ноги в резиновых сапогах. Шевелишь пальцами, разгоняя холод и влагу, но носки промокли, сопрели. Мёрзла спина, тельняшка прильнула к ней плотно, словно и сама хотела согреться, неприятно и навязчиво липла. Стоило резко поднять руки с вёслами, как плотную материю тельняшки откидывало от спины, и к телу пробирался новый сырой выдох Чусовой. Маленькие одинаковые шлюпки растерялись по реке, словно бусины, что упали с разорванной нитки, рассыпались и укатились далеко друг от друга. Обернёшься: лодок не видать, посмотришь вдаль: впереди только низкое серое небо, которое вот-вот проглотит тебя вместе с твоим неказистым судёнышком.
Понемногу мы стали привыкать к сырости в сапогах, к то и дело набегающим мурашкам, к холодным напитанным влагой спальникам. Смирившись с тем, что дождь не прекратится, перестали ждать хорошую погоду. Видимо, лето заблудилось в этой уральской тайге и уже не сможет отыскать сюда дорогу. От холода всё время хотелось есть, запасы нашего сухпайка оскудели: курага кончилась ещё в начале пути, расправиться с сушками нам помогли ребята три дня назад, последние сухари мы доели с Жекой вчера. Десяток леденцов, мешок которых нам послала в поход бабушка, да пара банок консервов на «чёрный день» — всё, чем мы были богаты. До места стоянки нужно было пройти по реке ещё почти километров двадцать, а это значит, что до ужина далеко. Мы решили, что сегодня именно тот день, и Жека открыла консервы. Никогда ещё не были так аппетитны рыбные фрикадельки в томатном соусе и шпроты — копченые рыбки с золотистыми масляными бочками. Скоро мы опустошили жестяные банки. Не учли мы лишь то, что без хлеба этих консервов много не съесть, они будто становятся поперёк горла. Говорят, рыба посуху не ходит, и мы ещё долго запивали свой обед водой, черпая ладошками прямо из реки за резиновыми бортами лодки. Когда вернёмся домой, мы с Женькой ещё долго не сможем смотреть на рыбные консервы, будь то на бутербродах, или в салате, или на блюде с картошечкой и зелёным луком — везде мы сразу же узнаем эту коварную рыбную суть…
На новой стоянке Жека вышла с лодки первая и отправилась осмотреть местность. Вдруг подбегает ко мне, хватает меня за руку: «Пойдём!» Интересно, что она нашла, что ей так не терпится мне показать. Жека подвела меня к большому зеркалу, заключённому в рамку из толстых берёзовых веток. Зеркало! Первый раз за десять дней мы увидели себя в зеркале с ног до головы! И нет, мы увидели там не себя, а двух забавных девчонок в банданах и больших сапогах, взявшихся за руки и хохочущих, оголяя белые зубы на тёмных, задубевших на ветру лицах. Что-что, а вот уж зеркало точно никто не ожидает найти здесь. Видно, кто-то из путешественников решил сотворить это чудо, чтобы туристы, одичавшие в уральских лесах за время похода, могли прикоснуться к цивилизации и взглянуть на себя другим взглядом, как бы случайно, не готовясь к этой встрече со своим отражением. Недаром говорят, что невозможно вернуться из путешествия прежним, всегда вместо тебя возвращается кто-то другой… Вот и мы тоже стали немного другими.
Ребята разводили большой костёр, приносили булыжники с берега и укладывали горкой. Мужчины отёсывали тонкие стволы молодых деревьев, собирая в каркас получившиеся жерди. Затем обтянули каркас полиэтиленом — вышла немного перекошенная конструкция с прозрачными стенками. Инструктор накинул на неё брезент и — добро пожаловать в баню! Никогда раньше нам не доводилось бывать в походной бане, с виду затея сомнительная, а вот на деле ничего лучше в дождь не пожелаешь. Как же хотелось наконец согреться! Из бани доносились похлёстывания веников, шипение разгорячённых камней и восторженные вопли. Самые отчаянные выбегали из этого полиэтиленового сооружения и неслись прямо в реку, вода в которой из-за долгих дождей и холодных ночей совсем остыла. Мы с Жекой поспешили достать полотенца и тоже отправились в баню.
— Быстрее закрывайте полог! Не выпускайте пар! — верещали женщины.
Мы вошли, и со всех сторон нас обступил жар: он обнимал наши съёжившиеся плечи, выпрямлял наши спины и пальцы, выгонял мурашки, согревая до самых пяток. И уже не верилось, что там, снаружи, мы могли мёрзнуть. Здесь пахло смолистой хвоей от запаренных пихтовых веников и лапника, которым был устлан пол, разморённые краснощёкие банщицы то и дело охали и кряхтели.
— Давай я тебя попарю! — предложила сестра и взяла самый пушистый веник, чья хвоя была мягкой и приятно покусывала спину.
Жека любит баню и здорово умеет парить. Стало совсем жарко, и мы, осмелев, побежали в речку. Женька с коротким отрывистым криком «А!» сиганула первая, от неё шёл пар, к спине прилипло несколько коротких пихтовых иголочек, детский восторг искрился в глазах, и я последовала её примеру. Я вопила разливисто и долго, на разные лады сообщая всему миру, что вода всё-таки о-очень холодная. Потом мы снова бежали в парную, грелись, и снова ныряли в речку. Это нехитрое развлечение стало для нас настоящим счастьем в тот вечер на Чусовой.
Новое утро дало неуверенную надежду
