мутанты.
"Нет. Нет. Этого не может быть. Мы на Луне. Здесь их нет. Они нас не достанут." — как мантру твердила я.
— Ксюша, я сейчас выйду в коридор, — слишком ровным голосом сказал Андрей. — а ты закроешь за мной дверь и подопрёшь её чем-нибудь. Ты поняла?
— Не ходи туда! — срывающимся голосом попросила я.
— Ксюша, все будет хорошо! Там моя дочь. Я должен проверить, что случилось. Наверняка это просто не могут успокоить пациента. Я просто проверю. Запри дверь!!!
С этими словами Андрей резко открыл дверь и вышел. Мне ничего не оставалось как запереть её и подтащить свою кушетку, чтобы перегородить вход в палату.
В коридоре снова кто-то истошно кричал.
Через несколько минут, я услышала тихий стук.
— Кто? — шёпотом спросила я.
— Андрей. Дверь не открывай. В коридор не выходи. Ждите. Я приведу помощь!!! — кратко проинструктировав меня, он ушёл.
Значит опять. Опять все плохо.
А я снова осталась одна. В неведении. С двумя тяжело больными детьми.
— Лёша, где же ты? — прошептала я в пустоту…
Глава 5
Мелани.
Вой сирены, аварийные огни и негромкий голос из системы оповещения, повторяющий, что передвижение по коридорам запрещено и всем необходимо оставаться в своих палатах.
Кто ж спорит? Никто и не захочет выходить после того, что случилось.
Когда военные забирали нас из дома, они обещали, что на базе будет безопасно, но там произошёл прорыв мутантов. Потом нас отправили на заморозку, обещая, что перевезут в безопасную станцию на Луне. Но и тут мы оказались в ловушке.
Через несколько недель после всеобщей эвакуации, людей начали размораживать. Меня и моего сына, Алана, разморозили в числе первых, потому что я являюсь хирургом, а медицинские работники теперь очень ценны.
Мне даже не дали время прийти в себя — почти сразу отправили к пациентам.
Алан всегда был при мне. Было тяжело, но никаких детских учреждений здесь пока ещё нет.
Конечно бойкому четырехлетке было сложно проводить всё время в медотсеке, но у нас сложилась довольно дружная компания и за сыном приглядывали все.
Алану очень нравилось внимание стольких людей и через несколько дней в его лексиконе появились русские словечки. Это так забавно(и совсем непонятно), когда в речи ребёнка перекликаются два языка.
Пациенты прибывали день ото дня. Сначала необходимые специалисты — медики, инженеры, учёные, специалисты.
Поначалу мы с Аланом даже ночевали в медотсеке, но уже через неделю получили свой собственный жилой отсек — наш новый дом.
Дом. Странное слово для тесной пустой коробки, но мы были и этому рады.
С каждым днем станция становилась все многолюднее, а значит, у нас всё прибавлялось пациентов, потому что мало кто отправился на криоконсервацию полностью здоровым.
Но три дня назад стали поступать пациенты с укусами. Это были те рабочие, которые, в связи с расширением жилых зон, расконсервировали и приводили в жилой вид новые, ещё опечатанные, уровни станции.
По их словам на них нападали "тени". Существа двигались с такой скоростью, что невозможно было их разглядеть.
Но это было лишь поначалу. Позже этих тварей стали находить мёртвыми.
Что это за твари и почему они погибли выяснили гораздо позже, когда у первых покусанных начали появляться признаки заражения.
Температура, озноб, тошнота, боли — с такими признаками вернулись к нам рабочие. Их немедленно госпитализировали и установили круглосуточное наблюдение. Далее симптомы развивались с такой скоростью, что мы не поспевали за ними. Светобоязнь, водобоязнь, агрессия к себе и окружающим. И тогда мы поняли, хотя это было совсем уж невероятно, что инфекция оказалась старинным бешенством.
Говорят, раньше люди умирали от этой болезни. Тяжело умирали. Больные подвергались мучительной боли и ещё более мучительным галлюцинациям.
В наше время такой болезни давно нет, потому что с младенчества все люди проходили вакцинацию против неё.
Невероятно, что здесь и сейчас появились пациенты, зараженные бешенством.
Конечно же, вирус мутировал, как и все живое на Земле. Он был настолько агрессивен, что мы просто не успевали лечить людей.
Заражённых немедленно изолировали, но по всей станции, то тут, то там появлялись твари и нападали на людей.
Существенного ущерба эти существа людям не приносили, но вот инфекция вскоре стала убивать. Ни один укушенный не прожил более двух суток.
— Мама, хочу пить… — отвлек меня от раздумий Алан.
Подошла к питьевому дозатору, включила кран — вода есть, значит снабжение станции продолжается.
За дверью вновь послышались крики, стоны и хрип.
Мы уже сутки сидим в этой палате, ожидая помощи. Выйти в коридор — верная смерть, ведь за дверью так много зараженных! Сидеть здесь — верная смерть.
Я подошла к своему сыну и подала ему воды.
— Нет!!! Нет!!! — Алан, выбил у меня из рук стакан и забился в угол кровати.
Значит водобоязнь "подоспела"…
Через несколько минут сын вновь уснул, а я задумалась, когда наша жизнь превратилась в ад? Или она всегда такой была? От бессилия наступила апатия и отрешенность. Я просто ждала. Никаких эмоций.
За дверью вновь скребли, словно они чувствуют, что здесь кто-то есть.
На данный момент на станции около полутора тысяч "разбуженных" людей. Сколько из них успело заразиться?
Может мы единственные остались?
— Мама! — вскрикнул сын во сне.
Я легла на кровать рядом с ним. Он опять горит. Жаропонижающие уже не помогают. Ничего уже не поможет. С того самого момента, как в медотсеке Алана укусили, я знала, знала поминутно, что с ним будет. Я набрала лекарства, все, что только могла, и мы закрылись в пустой палате. Поначалу меня накрыла такая истерика. Я металась, ревела, пыталась что-то сделать. Но что я могла? НИ-ЧЕ-ГО!!!
— Мама! Мама! — Алан метался во сне.
Болеутоляющие и седативное тоже уже не помогают.
— Потерпи, малыш! Мамочка рядом! Мама не бросит тебя! Алан, сынок, я люблю тебя! — шептала я ему на ушко.
Маленькое, исхудавшее тельце выгнуло судорогой и сын закричал.
Смотреть на его страдания не было сил. Слезы текли ручьём… Кажется, я кричала вместе с ним. За дверью творилась вакханалия — зараженные, услышав нас, ломились в дверь, кричали, бесновались.
— Ма-а-а-ма!!!! — истошно кричал Алан. — Ма-а-а-ма!
Я взяла сына на руки — его тело словно задеревенело. Прижала его к себе и стала покрывать лицо поцелуями.
— Милый мой, маленький мой, потерпи! Скоро все закончится…
— Мама, мне страшно! — прошептал Алан и обмяк.
— Ничего, маленький мой. — сквозь слезы шептала ему на ушко. — Мама не бросит тебя! Мама с тобой!
Отчаянно сдерживая рыдания, прижала сына к груди, зная, что нам остались минуты.
