class="p1">— Неееет, — у меня действительно не было карандашей, — но у меня есть фломастеры и маркеры, дать? И, подожди, почему ты раздеваешься?
Я ничего не имела против маленькой девочки, но что я буду с ней делать? Я имею ввиду, ведь детей кормят чем-то? И их укладывают спать или еще что-то…
— Дать! Зачем бы я тогда спрашивала? — сказала девочка, пожимая плечами, — я раздеваюсь, потому что, когда папа собирал шкаф — это было очень долго, два дня или три недели.
Вариант с тремя неделями в одной квартире с её папой мне понравился больше, я обдумывала возможные варианты времяпрепровождения с продавцом на моем матрасе, пока не поняла абсурдность ситуации: самопередвигающиеся коробки, маленькая девочка, красные оборки, маркеры, раскраска в руках…
— Давай я помогу тебе, — тихое-тихое, бархатное, где-то над головой.
«О, Боже, да, помоги мне…», — хотелось сказать, но, похоже, всякая способность говорить покинула меня.
— Василина?
— Василина?
— Василина? — пальцами по лицу, по следу от коробки, которая упала ночью. — Больно?..
— Нет… — так же тихо. Возможно у меня пропал голос.
Через два часа мы сидели вокруг деталей из ДСП, причем я сидела на матрасе, а продавец на коленях на полу и быстро крутил шестигранником. Было прекрасно, что он сидел ко мне спиной, ведь так я имела отличный вид не только на аппетитную задницу, резинку трусов, которая на этот раз была темно синяя с какими-то причудливыми надписями, но и на плечи, которые тут, вблизи, были еще шире, чем за прилавком, и на руки, и на пальцы… пальцы, на этом месте мне показалось, что у меня заслезились глаза, потому что, что бы не писалось в любовных романах, имеет значение не размер детородного органа, а форма рук и пальцев. Пальцы продавца были идеальны. Плечи были идеальны, хотелось поднырнуть под руку и начать с того места, на котором мы однажды закончили…
— У тебя есть прокладки? — услышала я из-за стола, за которым сидела маленькая Вася с раскраской.
— Да, конечно, — ответила я. Это случается постоянно, даже точно зная приход этих дней, обязательно все случится не вовремя и именно тогда, когда у тебя нет с собой прокладки, поэтому для одной женщины попросить прокладку у другой женщины так же естественно, как для мужчины знать устройство двигателя внутреннего сгорания.
— А какие?
Тоже вполне уместный вопрос, не просто так производители тратят массу времени на тест группы, «каждой женщине — своя прокладка» — должно стать девизом следующего столетия. Одни слишком большие, другие слишком маленькие, третьи со слишком грубым верхним слоем…
— Котекс, — честно сказала я. У них все нормально с размером и верхним слоем, и дизайном тоже, хотя это не имеет большого значения.
— Ага… — услышала я от стола с раскрасками.
«Ага», — подумала я, потом подумала: «Я конечно не очень разбиралась в детях, но четырехлетним девочкам точно не нужны прокладки, она вообще не должна знать про прокладки». Интересно, а что она уже должна знать в этом возрасте, например, столицу Австралии должна знать? А где находится Австралия? И кстати, что там со столицей-то…
Из этих мыслей меня выдернул взгляд продавца, глаза которого округлились… и он, наклонив голову, смотрел на меня.
— Что? — прошептала я. — Она спросила, я ответила.
— Ничего…
Вот именно «ничего». Нормальный разговор… Или нет? Может это шокировало продавца, я не уверена, но мама мне говорила, что мужчины — очень хрупкие создания, и хотя продавец не производил впечатление хрупкого существа, я уточнила на всякий случай.
— Ты же знаешь, что женщинам нужны прокладки? Ну… у тебя же есть ребенок, я имею ввиду…, и я у тебя их покупала, вообще-то! — привела я последний аргумент в свою пользу.
В хорошенькой девушке скрыты гены прабабушки — это всем известный факт, и сейчас эти гены вырвались наружу вместе со словами:
— И презервативы тоже!
— Я помню, — ответил продавец, — ребристые.
— Дааааа? — удивилась я, в тот день я не слишком рассматривала свое приобретение.
— Не заметила?
— Увлеклась!
Продавец уткнулся в доску ДСП и продолжал крутить шестигранник, пока я не попыталась продолжить светскую беседу.
— Послушай, а зачем ей прокладки? — я старалась говорить тихо, хотя Вася сидела в некотором отдалении, и работал телевизор, все же не очень прилично говорить о ком-то в третьем лице, если это лицо присутствует в помещении, а я воспитанная женщина.
— Садик, — сказал продавец.
Это должно было все объяснить. Но не объясняло.
— Что садик?
— Это модная тема в садике. Готов поспорить, — сказал он еще тише, практически мне в шею, рядом с ухом, — в её личном рейтинге ты поднялась пунктов на десять… примерно до Авроры…
Я понятия не имела, кто такая Аврора, если только это не крейсер, которому вечно что-то снится, но подниматься в рейтинге всегда приятно, особенно когда с одной стороны у твоей шеи находятся губы продавца, а с другой — рука с идеальными пальцами.
Еще через час стеллаж был собран, и Егор упал на матрас, раскинув руки, и все, кто находились в комнате услышали «жжжжжжжж» из-под покрывала.
Мой жужжащий дружок решил заявить о своем присутствии во всеуслышание. Видимо его обескуражил вид лежащего продавца, потому что меня он точно обескуражил, особенно, когда синий свитер задрался, и я увидела дорожку волос, уходящую под ремень с причудливой пряжкой, которую захотелось тут же расстегнуть.
Продавец быстро встал, смотря на одеяло так, будто оттуда сейчас вылезет Франкенштейн или Человек Паук, я же в это время прикидывала, стоит ли мне залезть под одеяло и отключить, или сделать вид, что ничего не случилось.
— У тебя есть заводной петушок? — услышала я Васино восторженное.
Так его еще никто не называл, похоже, меня только что лишили секса и на твердое «удовлетворительно» с жужжащим реалистиком, потому что делать это с «заводным петушком» я не смогу никогда в жизни.
— Покажи! — требовал голосок.
Показывать не входило в мои планы. И в планы продавца тоже, который быстро сказал:
— Петушок болеет.
— Чем?
— Ветрянкой. Помнишь, ты болела ветрянкой и была заразной…, поэтому петушок прячется под одеялом, а нам нужно скорей домой, чтобы тоже не заболеть.
Так моя современная модель с семью скоростями и вращающейся головкой стала заводным петушком, заразным петушком,
