– Мне очень жаль, что с вами произошел несчастный случай. Надеюсь, вы не сильно пострадали?
– Нет, мадам, нисколько, благодарю вас! – Банколен представил ей меня.
– Бедный Жером просто сам не свой! Он даже слег. Ума не приложу, как это могло произойти. Обычно Шарль очень осторожен! – Она говорила приличествующие случаю слова, произнося их почти монотонно, но в ее карих глазах застыли вопросы. Наконец она спросила: – Надеюсь, вы отослали Шарля обратно в город?
– Шофера? О да! Остаток пути мы проехали на поезде.
Вопросы остались без ответа. По слегка удивленному лицу Банколена было видно, что шофер значит для него не больше чем сандвич в руке.
– Конечно! – Она улыбнулась, стараясь придать беседе легкомысленный, веселый тон. – Что ж, надеюсь, вы до конца разберетесь в этом ужасном деле. Для всех нас это было довольно неприятным испытанием. Полагаю, вы снова будете всех нас расспрашивать?
Изабель старалась выглядеть милой и почти кокетливой, но бледные губы и напряженный взгляд карих глаз выдавали ее обеспокоенность. Она старалась не смотреть в глаза собеседнику.
– Боюсь, это будет необходимо, мадам Д'Онэ.
– О, мы уже привыкли! Этот ужасный человек из Кобленца указал нам наше место, – пробормотала она, снова улыбнувшись. – Мисс Рейн, сэр Маршалл Данстен и я будем в библиотеке, если мы вам понадобимся.
Ее гортанный голос смолк. Я вспомнил сказку об оловянном солдатике, где бумажную балерину, застывшую перед кукольным домиком, сквозняком бросило в печь. Когда она ушла, Банколен снова повернулся к Гофману:
– Ну? Так что произошло в вечер убийства?
– Мне, сэр, об этом известно немного. Только то, что касается меня. Я подал в библиотеку кофе с ликером. Потом проследил за мытьем посуды и вернулся к себе в буфетную. Никуда не выходил. Просматривал счета и слушал, как месье Левассер играет на скрипке. Он тоже артист! Знаменитый!
– Где находился месье Левассер?
– В музыкальной комнате, сэр. Она расположена на другой стороне дома, но я прекрасно слышал. Иногда он играл великолепные вещи, иногда просто развлекался чем-то легкомысленным. Вот, например, когда меня разыскивала Фрида передать, что мисс Элисон зовет, он играл «Амариллис». Мне велели найти Фрица и ехать… Фриц был на кухне.
– А дойдя до причала, вы обнаружили, что моторная лодка исчезла?
Гофман тяжело вздохнул. Он все больше распалялся, и его детское личико даже покраснело.
– Да, сэр. Мы взяли ялик…
– Погодите! Сколько же здесь лодок?
– Только две, сэр. Моторная и ялик. Так вот, я сказал: «Греби во весь опор, Фриц!» Дело в том, что мы увидели горящую фигуру на парапете. Как мы кричали на другой берег при лунном свете! А когда мы подошли, странно…
– Да? – Банколен оживился, а Гофман нахмурился.
– Странно, что я не заметил этого сразу, сэр. Но после я вспомнил. Да, моторная лодка была привязана к маленькой пристани. Но… видите ли… в этом месте у реки очень сильное течение. Мы всегда привязываем лодку с правой стороны пристани. Тогда течение будет крепко прибивать лодку к сваям причала, она не отвяжется и ее не унесет. Но тогда лодка была привязана к пристани слева и канат натянут. Не важно! Мы бросились через весь причал и начали подниматься по крутому склону. Я всегда боюсь этой тропы. Трудно… как вы это называете… когда не на что опереться? Когда-нибудь Рейн разольется, смоет основание и… Но о чем я вам рассказывал, сэр? – Гофман раскинул руки. – На полпути я стал задыхаться. Чуть не упал. Хватаюсь за куст и смотрю вверх. Высоко! Высоко у себя над головой я вижу эту огромную стену! У меня даже голова закружилась. Внизу темно, но луна светит сквозь деревья. Она бледная, освещает грубые камни и зубчатые стены. Я увидел над парапетом человеческую руку, объятую пламенем, и меня чуть не затошнило. Но вот что еще! Кроме руки я на мгновение увидел огромную фигуру, напоминающую тень на белом небе. Фигуру человека с факелом в руке. Он стоял на зубчатой стене. Затем исчез.
Глава 4. Из страха перед оборотнем
Переведя дух от нахлынувших воспоминаний, дворецкий продолжал:
– Мы долго взбирались по тропе. За это время он появился и опять исчез… прошмыгнул мимо нас за деревья. Потом, еще не добравшись до вершины, мы услышали звук моторной лодки. – Гофман болезненно улыбнулся и замолчал.
– А потом? – нетерпеливо спросил Банколен.
– Деревянные ворота были закрыты, но не заперты. Мы их открыли. Я хотел найти старого Бауэра, который не отвечал на звонок. Внутри стены, а она широкая – много футов, проходит очень длинный каменный коридор. На полу посередине лежал кем-то оставленный горящий факел. Мы побежали через двор, поднялись к зубчатым стенам, прошли через арки к зубам черепа и нашли… Фриц снял пиджак и… – Гофман содрогнулся. – У него обгорели руки, но огонь уже почти погас. Фриц – отважный малый. Но все, разумеется, бесполезно. Правда, голова человека не очень пострадала, и, перевернув его, мы узнали хозяина. Мне стало нехорошо, а отважный Фриц сел на парапет. Его трясло, и при свете луны я увидел, что он плачет.
Гамлет, лежащий на спине на продуваемой ветрами зубчатой стене в дымящейся одежде. Двое трясущихся слуг, склонившихся над ним. Безмолвная, яркая луна в небе, а внизу – стремительные воды Рейна, где отражается огромный каменный череп… Я вновь оглядел столовую, словно тонущую в неровном свете семи свечей, и остановил взгляд на дрожащих руках Гофмана.
– Да, – тихо произнес Банколен. – Понятно. И вам удалось что-нибудь узнать?
– Нет. Нет, сэр. Ничего. Даже не знаем, что стало со стариком охранником. Мы осторожно подняли тело хозяина, перенесли его на причал и положили на дно ялика. Фриц настаивал, чтобы грести, хотя у него были обожжены руки, а я сидел на корме и смотрел…
– Ну а полиция? Она что-нибудь нашла?
– Не знаю, сэр. Следователь Конрад не говорит. Он сказал: «Детективы никогда ничего не рассказывают». Вы должны сами спросить его.
– Ну и дураки же мы! – Банколен пристукнул ладонью по краю стола. – Если он упорно молчит, так мы ни к чему не придем! Не знаете, нашли они оружие? Мне сказали, что мистера Элисона застрелили.
– Не знаю, сэр. Но, – Гофман доверительно понизил голос, – слуги говорят, что это продлится недолго. Из Берлина пришлют человека, и он мигом все раскроет. Приедет великий фон Арнхайм! – Дворецкий взглянул на Банколена, и в его голосе впервые прозвучали покровительственные нотки.
Банколен щелкнул пальцами, всем видом выражая приятное удивление.
– Вы слышали, Джефф? – обратился он ко мне.
Я слышал. Имя герра барона Зигмунда Арнхайма, главного инспектора берлинской полиции, было мне знакомо. Мне много рассказывали о временах, когда они с Банколеном «играли в шпионов» по всей Европе, передвигая фигуры на шахматной доске войны.
