трое в черном так же без движения сидят на местах. А ушедшие за синюю штору парни и девушки не возвращаются. Может, им там так хорошо, что они и до утра не вернутся. Снова поднялась на подиум. А брюнетка опять пытается расстегнуть ее блузку.
Рая сбрасывает с себя ее руки. Красная маска в танце обходит, обнимает сзади, шепчет на ухо:
– Ну, что ты, ду’рочка!
Рая оборачивается и бросает брюнетке в лицо:
– Может, и дурочка, но не…
– Но «не»!
– Но не… Но не шлюха!
– Не шлюха?! А я – шлюха?!
Рая ничего не ответила, продолжая автоматически совершать вялые танцевальные движения.
Брюнетка повторила:
– Я – шлюха?! Да, я – шлюха! Я – проститутка! – последнее она произнесла почему-то очень четко и совершенно не картавя. Таким знакомым голосом…
Красная маска снова прижалась к ней:
– Послушай, девочка! Ведь ты же еще девочка! Я точно знаю, у тебя еще не было мужчин.
Рая остановилась как вкопанная:
– Откуда ты?!.
Брюнетка чуть подтолкнула ее:
– Не останавливайся! Танцуй, танцуй!
Рая снова задвигалась, а красная маска опять прижалась к ней и заговорила на ухо:
– Закончится танец, и я тебя на глазах этих… дефлорирую. Такой был уговор.
До Раи не сразу дошел смысл услышанного. Она напряженно пыталась понять. А брюнетка снова принялась расстегивать пуговицы, стягивать с Раи блузку. Та вновь оттолкнула:
– Ты сумасшедшая!
Красная маска злобно разулыбалась:
– Может быть, и сумасшедшая, но это неважно. Важно то, что ты запомнишь эту вечеринку на всю оставшуюся жизнь.
– Но почему, почему ты это делаешь? Зачем тебе это надо?
– У меня есть причина!
– Деньги?!
– Они не помешают! Но дело в другом!
– В чем?!
Брюнетка резким движением пальцев сковырнула со щеки, очевидно, приклеенную родинку и затем сорвала с себя красную маску:
– Без маски они заплатят еще больше!
Рая не могла поверить глазам:
– Алла?!!
– Нет! – брюнетка сбросила и парик, обнажив свою розовую коротко стриженную голову.
– Не понимаю, – наморщила лоб Рая.
– Не Алла!
– Кто же?
– Меня зовут Ада!
И тут Рая поняла, что ее так привлекло в Алле тогда, при знакомстве в кафе, почему девушка показалась знакомой:
– Не может быть!
Она снова было остановилась, но девушка, вновь натянув парик, подтолкнула ее:
– Танцуй, танцуй, если жить хочешь!
Рая послушно задвигалась. Ада довольно улыбалась:
– Сначала я хотела отдать тебя ремонтникам, возле которых мы танцевали. Но подумала, что они с тобой слишком ласково обойдутся. Может, только удовольствие получишь с этими простыми, но милыми парнями. Потом решила заманить тебя в подвал и подарить бомжам. Даже представила, как эти вшивые, вонючие, трипперные сифилитики набросятся на такую чистенькую тебя, наверняка в белых трусиках. А затем мне в голову пришла гениальная мысль. Я же сама могу получить полное удовольствие! Ты никогда не была в секс-шопах. В этих интимных магазинах есть специальные штуки, которые любая девушка может пристегнуть к себе и стать на время как бы мужчиной. Такая штука лежит в картонке, – указала на коробку у края подиума. – Ты, конечно, будешь сопротивляться, но – указала на повара в белом и черной маске, – он поможет! Будет держать твои раздвинутые ножки, а эти трое будут смотреть, как я лишаю тебя невинности. А потом они заплатят мне. Хорошо заплатят! Я подумаю и, может быть, поделюсь с тобой. Заработаешь какую-никакую прибавку к стипендии! А я куплю, я куплю то, о чем давно мечтала…
Рая не отрывала глаз от открывшегося лица партнерши, повторяя снова и снова:
– Не может быть! Не может быть!
– Может! – усмешка не сходила с лица Ады. – Еще как может быть!
Она потянулась, сорвала маску с Раи и провела рукой по ее льняным шелковистым волосам:
– Я нашла тебя по ним. И в детстве они у тебя были такие же: длинные, роскошные. Как я завидовала тебе! Меня стригли наголо, чтобы не было вшей и не тратить денег. А еще у тебя, как и у других соседских девочек, были игрушки. Настоящие куклы, колясочка, одеяльца, зеркальца… А у меня не было ничего. Откуда чему-то быть: мать – алкоголичка, отец – уголовник, я жила у бабушки, которая держала меня – «приблудную» – впроголодь. Я играла деревянными палочками или сломанными грязными пупсиками, которых вы забывали в песочнице. И почти все девочки были такими жадными. Не давали играть со своим куклами. Только ты иногда, когда не видели другие… Я била, кусала, царапала этих жадных соседок по двору, а тебя, тебя любила. Но потом и ты, ты отвернулась от меня. Помнишь, уже в школе, когда мы были подростками. Помнишь, ты пришла в шляпке, которую тебе подарили на день рождения, а мне никто никогда ничего не дарил на день рождения. Это была такая красивая шляпка.
– Самая обычная шляпка!
– Это была очень красивая шляпка! Я ничего не сказала при всех. Я дождалась тебя после уроков за школой, чтобы мы были только одни. Я попросила тебя дать мне ее примерить, посмотреть на себя, такую же красивую, в зеркальце, которое нашла на помойке. И ты не дала! Мы были одни, нас никто не видел, но ты не дала!
– Но у тебя были такие грязные руки!
Рая остановилась, но Ада приобняла ее – обе задвигались в такт.
– Могла бы попросить помыть их. Или дала бы свой платочек, чтобы вытереть. А ты сказала: «Это моя шляпка, и я тебе ее не дам!» И не дала!
Они продолжали танцевать в обнимку. Рая все помнила:
– И ты, ты подняла с земли первый попавшийся под руку камень и ударила меня по голове.
– Да!
– Я потеряла сознание, упала. У меня было сотрясение мозга. И шрам, шрам там, под волосами, вот, – нащупала, – остался до сих пор! Но я тебя простила!
– Она меня простила! Я тебя не простила! И у меня было потом сотрясение, от которого шрам остался до сих пор. Директор школы, детская комната в полиции… Потом меня отправили в спецшколу. Ты не знаешь, что это такое! Дворовые девчонки – это так, мелкая шушера на фоне хоть и маленьких, но настоящих преступниц. Рядом со мной тянули сроки маленькие убийцы, садистки, извращенки всех мастей. Я, дурочка, проговорилась, что у меня еще не было ни мальчиков, ни мужчин: я ведь, несмотря ни на что, берегла себя, равнялась на тебя. Они очень обрадовались и захотели продать меня охранникам. Там, в спецшколе, работают и мужики. Они пользуют несовершеннолетних девочек. За сигареты, за водку, за просто «так захотелось»… Они приходили, раздевали меня, смотрели, щупали. Но
