чудовищной сцены. Хрум у нее на плече затрясся в испуге. Стиснув зубы, Силвер наносила удар за ударом, однако нежить неумолимо тянула ее к себе.
– Рубите волосы! – надрывалась Виктория в попытке исправить роковую оплошность.
Охотники повиновались, обрушив свою ярость на змеившиеся жгуты. Тщетно. Тварь издевательски ласково обхватила лицо Силвер своими клешнями. Старейшина мертвенно побледнела. Даже ее доспехи поблекли, когда она – на глазах потрясенных соратников – обратилась в глыбу льда. Напитавшись энергией, нежить, напротив, приобрела яркость, теперь ее силуэт отчетливо вырисовывался в тусклом свете.
Дюжина не понимала, чей крик звенит в ушах: ее ли собственный или Виктории? Время точно застыло, звуки сражения доносились как сквозь вату. Легким не хватало кислорода – будто железный обруч сдавливал грудь. Ноги у девочки подкосились, взор заволокло пеленой. Хрум прильнул к ее щеке и задергал хвостом.
Это невозможно. Невозможно. Силвер не могла погибнуть!
Еще как возможно. Иначе и быть не могло, нашептывал скорбный голосок. Все, кому ты дорога, неизменно погибают. Надеюсь, теперь ты в этом убедилась.
Перед глазами заплясали черные мухи, Дюжина полетела вниз сквозь град из стрел. Удар – и мир погрузился во тьму.
Глава 8
Тело ломило от боли. Разбитый рот кровоточил, нестерпимая вонь по-прежнему била в нос, и, сколько Дюжина ни моргала, зрение не прояснялось.
– Хрум, – сипло окликнула она, едва ворочая языком. – Где ты?
Что-то шевельнулось у нее на груди, и влажный носик ткнулся в щеку. Девочку затопила волна облегчения. Она осторожно гладила бельчонка, дивясь, что все его кости целы.
– Дюжина, слышишь меня? – раздался неподалеку знакомый голос.
Девочка лихорадочно терла веки, однако пелена никуда не исчезла.
– Виктория? – прохрипела она, когда сквозь пелену обозначился отчетливый силуэт. Наставница сидела подле нее – мертвенно-бледная, лицо перепачкано кровью и грязью.
Они находились в крохотном лазарете с побеленными стенами, в воздухе витали ароматы грушанки и чистеца. Пятеро Охотников неподвижно вытянулись на койках, расставленных вдоль узких длинных окон. Напротив каждой кровати теплилась горелка. Неуместно жизнерадостные лучи зимнего солнца полосовали намытый до блеска пол. От нахлынувших воспоминаний мороз пробрал девочку до костей, и она затряслась под медвежьей шкурой, служившей ей одеялом.
– Да, слышу, – простонала она, силясь приподняться. Хрум неодобрительно заворчал. Дюжина с удивлением осознала, что до сих пор стискивает в руках топоры. – Что стряслось?
– Ты свалилась с плеча огра, отскочила от его ноги, и кто-то из Охотников изловчился тебя поймать. Еще повезло, что не переломала себе все кости.
– А Силвер?.. – Девочка осеклась, ей не хватило духу озвучить вопрос до конца.
– Мертва, – запнувшись, выдавила Виктория.
Дюжина сглотнула, чувствуя, как на глазах закипают слезы. Виктория сжала ее ладонь. Во взгляде Охотницы читалось то же опустошение, которое переполняло девочку.
– Мертва по моей вине, – прошептала Виктория. – Никогда не теряй бдительности. Никогда. Ни на секунду. Один неверный шаг… и сделанного уже не исправить… – Она заслонила лицо руками, явив прежде не виданную никем сторону, но не успела Дюжина подобрать слова утешения, как Виктория вскинула голову и выпрямилась. – А теперь рассказывай, что ты видела и слышала в каземате. Только ничего не упусти, – потребовала она своим обычным, правда, слегка визгливым голосом.
Превозмогая горечь потери, Дюжина кивнула и начала подробный рассказ.
– Уверена, что в темницу проникли гоблины? – спросила Виктория, едва девочка умолкла.
– Да. Их ни с кем не перепутаешь.
– Это уж точно, – протянула наставница. – Жаль, ты единственная, кто их видел.
Дюжина вытаращила глаза:
– А Пятак? Он же был в соседней камере!
– Наверное, его контузило взрывом, – мрачно сообщила Виктория. – Он объявился на плацу, когда мы уже расправились с последним огром. И никто из ночных дозоров не заметил гоблинов.
Дюжина молча переваривала услышанное.
– Ты не ошиблась, они действительно говорили «ее»? Ее из-под земли достанем? – допытывалась Виктория.
– Нет, не ошиблась, – нахмурившись, откликнулась Дюжина.
Виктория встала и принялась расхаживать вдоль коек.
– Мы недосчитались одного рекрута, – бросила она сквозь зубы. – Семерка пропала.
– Что? – Потрясение отозвалось физической болью. Будто в сердце вонзили нож. И Хрум затих, даже дышать перестал.
Только не Семерка! Только не она!
– Мы думаем, ее похитили. – Оружейница обернулась, и девочка увидела, как дрожат у нее руки. – Ты в порядке?
У Дюжины язык прилип к нёбу, в памяти всплыла последняя встреча с Семеркой, ободряющая улыбка, которую та послала напарнице, пока Виктория вела ее в каземат. Улыбка, которую Дюжина редко удостаивала взаимностью.
– Да… в порядке. – У девочки пересохло во рту. – Но почему ее забрали? Куда?
– Даже не представляю, – медленно проговорила Виктория. – Ты сказала, что гоблин по кличке Моргрен использовал магию. Колдунами они и впрямь слыли могущественными, но все равно… – Она перестала сновать взад-вперед и покачала головой. – Надо срочно доложить обо всем совету. Помни, ты главный свидетель.
Дюжина опомниться не успела, как Виктория направилась к выходу, подкованные сапоги зазвенели по каменным плитам.
Обеспокоенный взгляд девочки метался по лазарету. Куда запропастилась Семерка? Внутри нарастала тревога, мысли гудели, точно разворошенный пчелиный улей.
Слова Виктории эхом звучали в голове. Гоблины. Похищение. Магия.
Разве Дюжина как единственный свидетель не обязана предстать перед советом?
Встретившись глазами с Хрумом, она приняла решение. Она обязана пойти. Немедленно. Отбросив медвежью шкуру, девочка осторожно встала с постели. Пол кренился под ногами. Пошатываясь, она добрела до двери и, цепляясь за перила, спустилась по лестнице. Хрум подбадривал ее своим стрекотанием и, стоило ей покачнуться, впивался коготками в плечо.
Тренировочный плац было не узнать – настолько удручающее зрелище он являл. Повсюду валялись обезображенные трупы огров и снежных волков, в воздухе висел тяжелый запах крови. Среди побоища остались стоять обледенелые Охотники и сама нежить. Завидев ее, Дюжина едва не упала в обморок, но потом заметила бронзовый меч, пронзивший монстру грудную клетку. После смерти нежить обратилась в ледяную статую, как и ее жертвы. Девочка старалась не смотреть на медленно тающие «скульптуры», однако скорбь по Силвер по-прежнему терзала ее изнутри.
Подавив рыдание, Дюжина, сгорбившись, двинулась к Большому залу. Еще с порога до нее донеслись голоса: старейшины отчаянно спорили.
– Ехидные ежеглоты! – гремел неподражаемый бас старейшины Инея. – Мы не на долбаном плавучем рынке, Тучегон. И незачем так орать!
– Есть зачем! – парировал его собеседник. – Виктория права: Хранитель должен идти по следу девочки. А мы теряем время. С каждой минутой наши шансы тают. Если ее и впрямь похитили гоблины…
– Ага! – перебил Иней. – Ключевое слово «если». Хранитель, что скажешь?
– Мое место здесь, – отозвался низкий замогильный голос. – До сих пор никто не осмеливался посягнуть на нашу территорию. Вероятно, угроза еще не миновала.
Дюжина подкралась к исполинским дверям и, чуть приоткрыв створку, глянула внутрь. Охотники стояли к ней спиной и внимали каменному Хранителю.
– Отправьте за девочкой Охотников, – убеждал тот. – А я останусь.
В толпе собравшихся Дюжина различила бледную Викторию.
– Хранитель, при всем уважении, позвольте не согласиться. Только вы с вашей несокрушимой мощью способны вызволить пленницу, – властно объявила она, и Охотники одобрительно загудели. – Вы быстрее любого косолапа и доберетесь до девочки куда раньше нас. Охотников на заимке не счесть: мы в мгновение ока обрушим тоннель и отрежем путь
