будто он с него снимает.
Изменение статуса кандальников до крестьян пришлось проводить параллельно с введение налогов. Иначе царь просто не соглашался. И мужики, надо сказать, согласились легко. Веяние времени! А ведь налоги были большие.
За приезд семей и превращение колодников в крестьян последним пришлось работать гораздо больше. И никто не протестовал или, хотя бы, не ругался. Для того, чтобы платить немалые налоги, мужикам пришлось увеличивать нормы выработки, а затем обязательно продавать сельскохозяйственную продукцию. И никто не роптал!
Так или иначе, но своего Дмитрий добился — колодников усмирил, а производство на каменоломнях выросло в несколько раз по сравнению с официальной статистикой.
Увидев, что работа пошла, в селение приехал Петр. Вообще-то приезжал он одновременно в селение и в каменоломню. Но оказалось, что его хватило только для первого.
Петр хорошо помнил, что здесь было. Большое здание — то ли неряшливый шалаш, то ли большой амбар, покрытый сверху ветками. И бродящие под тяжестью кандалов злые каторжане, грязные и волосатые, которые не то, что угостить, поговорить не хотят. Раз приехал и больше не хочется.
Сейчас перед ними была аккуратная деревня. Даже не русская, а немножко европейская. При чем не ХVIII, а ХХ века. Хотя аборигенам ХVIII века этого было не понять. А вот близость с Европой они явно почувствовали. Причем с богатой Европой, зажиточной. Петр похмыкал, погудел, ничего не сказал, но на князя Хилкова посмотрел с уважением. Может же, паразит!
Первоначально строить такую деревню Дмитрий не собирался. Главной его целью было кормить колодников и в перспективе баб с ребятишками и с животиною притащить.
Но затем возник производственный вопрос. Заготовка гранитных булыжников стала, благодаря технологии ХХ века, не только более легкой, но и существенно эффективной. И даже значительное увеличение потребности булыжников ситуации не спасло. Почувствовалось затоваривание. В Питере просто не успевали перерабатывать. Часть мастеровых колодников приходилось с каменоломни убирать.
Когда он объявил об этом и красноречиво посмотрел, что для колодников означало только одно — «лишних» рабочих их барин собирался вешать.
Ничего такого Дмитрий делать не собирался, но попробуй это людям докажи. Они заволновались, забеспокоились, стали искать другие варианты своей полезности.
— Я черепицу могу делать, — объявил один дед, — шесть лет работал у немца. Не убивай меня, барин. Здесь я тоже видел, хорошая глина есть, буду делать в большом объеме.
Дмитрий с интересом на него посмотрел. А это выход. И люди будут заняты, и городу польза. А то даже, так сказать, дворцы кроют досками с соломой. И только царю покрыли немецкой черепицей. Какая цена, он никак не говорит, но морщится. Явно не маленькая. Иначе бы хвастался хотя бы среди своих.
— Молодец, — одобрил Дмитрий, — сколько рабочих возьмешь?
Дед гарантировал человек шесть. Вкусно, но мало. Дмитрий вопросительно посмотрел на остальных. Мол, жить хотите — ищите работу.
И люди нашли. С помощью Дмитрия было решено рубить дома и, разобрав, продавать в городе, Конечно же, дрова и доски, сельскую продукцию, соломенные шляпки и различные аксессуары на стол. То есть, все, что хорошо продается, будет производиться.
Петр, конечно, все это видел в городе и даже иногда кое-что покупал, но не знал что это отсюда. Или не обращал внимания. Город не маленький и везут в него сторон. И России, и мира. Знай, только плати.
А теперь ходил и удивлялся. И товарам, и людям. В конце концов, не в силах признаваться в своей неправоте, сплюнул, прыгнул в седло и ускакал, только пыль по дороге понеслась.
Дмитрий засмеялся и продолжил решать свои дела. Грузов здесь было много, знай только покупай и вывози, а потом в Санкт-Петербурге перепродавай в своей выгоде. И, конечно, надо вертеться, как белка в колесо. А то продашь дешево и не туда.
Но это было еще не все. Когда к вечеру он приехал на плашкоуте с грузом булыжников в город, царь Петр прислал к нему аж шестерых гвардейцев — двух офицеров и четырех рядовых — с приказом немедленно явится к нему.
Приказ был необременительный, но грозный. А для того, чтобы Дмитрий, от которого Петр ожидал, что угодно, не вздумал убегать, гвардейцы были из числа близких его друзей. Уж преображенцев царь прекрасно знал. Вот ведь каков — и драться не будешь, и противиться тоже. Друзья, все-таки.
— Государь тебя водку зовет пить, — прямо сказал Карпов, — видишь какая честь! И нас вот послал. Боится, что один не приедешь — заблудишься, — он хитро подмигнул и потребовал, — пошли, давай, что мы тут тебя упрашивать будем, как девку красную.
Отказывать Карпову, хорошему товарищу и прекрасному друга, Дмитрий не мог. Не говоря уже о том, что противиться царю на такую просьбу было нельзя. Петр, конечно, понимал, что он здесь оказался совсем не прав, а Дмитрий был очень даже прав. Но он все же был государь России, а они все его поданные. И если государь просит, то он требует вдвойне.
И потому он легко пришел, особого не уговаривая, решив везти себя, как раньше. Не велика шишка, что чрезмерно пыжиться.
Как всегда, было много водки и мало закуски, много говорили и хвастали. Санкт-Петербург, не смотря ни на что, строился и хорошел, а, значит, причины для этого были.
В общем, Петр его простил, а Дмитрий сделал вид, что забыл. И булыжная мостовая получила в Санкт-Петербурге законную прописку, наряду с кораблями и коровами, зданиями и мастерскими.
Глава 4
Впрочем, это было только начало. Работы, трудной и беспокойной, в будущей столице будущей Российской империи оказалось очень много. Все — от царя до последнего мужика рано утром вставали и, едва перекрестившись и съев, что бог подаст (а бог в Санкт-Петербурге стал весьма и весьма скуповат на имеющую еду), торопились к своей работе.
Ирония — иронией, а Дмитрий помнил из истории, что голодали здесь иной раз поначалу сильно. Тяжелая работа, гнилая вода, заразные болезни, накладываясь на полуголодную жизнь, уносили тысячи жизней. Впрочем, иные в XXI веке уж говорят, что
