Книга Наблюдатель - Р. К. Пирс

Мое тело и легкие горят. Последний раз я бегала на уроках физкультуры. Когда закончится адреналин, я, наверно, просто рухну на землю в изнеможении, но пока хватает страха двигаться вперед. Когда я больше не могу бежать, продолжаю двигаться, хватая ртом воздух.

Солнце скрылось из виду, исчезнув за верхушками стеблей, а небо над моей головой темнеет с каждой минутой. По мере того, как угасает свет, угасает и моя надежда выбраться отсюда. Шанс остаться на ночь на кукурузном поле растет в геометрической прогрессии.

Если я буду придерживаться одного ряда кукурузы и так идти до конца ряда, то, по крайней мере, я выйду из этого лабиринта, но неизвестно, где окажусь в конечном итоге. Возможно, рядом с машиной, а возможно, в противоположной стороне без шанса вернуться домой.

Но это лучше, чем остаться здесь с неизвестной опасностью.

Я потерялась. Я не совсем одна в этом поле. У меня столько проблем, когда я разворачиваюсь, чтобы найти дорогу обратно.

— К черту мою жизнь, — бормочу я себе под нос.

Кто решил, что это хорошая идея?

Ах, да. Я.

Я такая идиотка.

Следуя между рядами кукурузы, я безрезультатно пытаюсь идти быстрым шагом. Я устала. Мне нужно остановиться и отдохнуть, но не хочу рисковать тем, что эта штука догонит меня, что бы это ни было. Когда я бежала, то не слышала, чтобы за мной что-то гналось, но это не значит, что оно не преследует меня.

Я буду идти, пока смогу двигать ногами, а потом отдохну. На данный момент я должна двигаться вперед.

Через пятнадцать минут, может быть, через час я замечаю, что стебли впереди начинают редеть. Пространство кажется светлее, а растения растут дальше друг от друга.

«Выход».

Я с трудом сдерживаю волнение, которое охватывает меня, когда подхожу к концу ряда. Я чувствую такое облегчение, что мне собственно плевать, куда выйду, лишь бы подальше от кукурузного поля.

Вздохнув с облегчением, я прохожу мимо последнего стебля кукурузы и останавливаюсь, чтобы полюбоваться своей вновь обретенной свободой, мой взгляд нетерпеливо скользит по полю передо мной. Я ищу какие-либо признаки моей синей «Хонды», понимая, что шансов на это мало. Я особо не надеялась, что мне повезет выйти в том же месте, где вошла, но через мгновение меня охватывает тошнотворное осознание.

Это не выход.

Мое сердце замирает.

Я нахожусь на большой поляне, окруженной стеблями кукурузы.

В её центре стоит одинокое пугало, привязанное к столбу. Синяя рубашка местами разорвана, руки вытянуты в стороны.

На нем синие джинсы, черные ботинки и широкополая черная шляпа на голове. Пучки сена торчат из швов его одежды, концов рукавов и из-под мешковины, из которой сделано его лицо.

Я делаю шаг вперед, изучая фигуру передо мной с головы до пят, и мне требуется на секунду больше времени, чем следовало бы, чтобы заметить пару глаз, в материале мешковины. Они темные и смотрят прямо на меня.

Какое-то мгновение я думаю, что это обман света — эти глаза выглядят слишком реальными, но потом оно моргает, и с моих губ срывается крик.

Пугало живое, и его глаза устремлены на меня.

Глава 6

Невероятно долгий момент потребовался моему мозгу, чтобы осознать увиденное, я подвергаю сомнению каждую унцию своего здравомыслия. Как пугало может моргать? Если только это не пугало вовсе…

Неужели я застала сцену пыток человека?

«Это место преступления?»

Поток вопросов не прекращается, пока мы с пугалом пристально смотрим друг на друга. Он обездвижен толстыми верёвками — привязан к столбу. И у меня такое чувство, что он без колебаний бросится на меня, если сможет. Все это читалось в его глазах — холодных и злых.

Лучше держаться подальше на случай, если одна из веревок порвётся.

— Пришла навестить Наблюдателя, не так ли? — От его рычания по спине пробежал холодок. Он не только моргает, этот сукин сын, но еще и может говорить.

«Он только, что назвал себя Наблюдателем?» О, черт.

Не дожидаясь ответа, он продолжает свою обличительную речь, его тон с каждым словом становится все более угрожающим.

— Пришла снова поджечь меня? Застрелить? Почему ты решила, что у тебя выйдет, когда так много людей потерпели неудачу до тебя?

— Что… — Слова не слетают с моего языка. Я понятия не имею, о чем он говорит, но, очевидно, он думает, что я пришла навредить. — Нет, я здесь не для этого.

Он усмехнулся, его лицо безо рта наклонилось на бок. Пока он рассматривал меня, я снова задумалась. Как он разговаривает?

С каждой секундой ситуация становится все более странной, но я отказывалась бежать. Я заинтригована, загипнотизирована этим человеком или существом.

Я делаю шаг вперёд.

— Нет? — усмехается он. — А зачем еще тебе приходить туда, куда не осмеливается никто больше? Ты храбрая или глупая? Склоняюсь к последнему.

Я хмурюсь, опуская глаза, мне нечего ему ответить. Я не считаю себя дурой, но все же оказалась тут, на этом кукурузное поле. Я бы хотела назвать себя храброй, но не могу. Страх сейчас леденил мою душу, сковывал тело так, что я не могу найти в себе силы, чтобы повернуться и бежать.

У меня слишком много вопросов, чтобы уйти без ответов.

— Говори, — требует он. — Если ты здесь не для того, чтобы убить меня, то скажи, чего хочешь? И, возможно, я оставлю тебя в живых.

«Оставит меня в живых?» Он вряд ли в состоянии угрожать, учитывая веревки, удерживающие его на месте, но, если я не начну отвечать в ближайшее время, это только разозлит его.

Я понимаю, что он, возможно, мой шанс выбраться с этого адского кукурузного поля. И, если хочу получить от него помощь, мне нужно склонить его на свою сторону. И, конечно, мне нужно выяснить, кто он такой и как оказался в таком положении.

— Я здесь, чтобы доказать своим родным, что Наблюдатель — это миф, — отвечаю я, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

Опять пугало смеется. Даже при его ограниченной подвижности, его грудь трясется от издаваемого им смеха.

— Ты глупая девчонка, — говорит он, щелкая языком. — Разве не видишь, что я реален? Разве не слышала историй обо мне?

— Да, я слышала, но не похоже, что ты стоишь за всем, что они тебе приписывают.

— О? — Он склоняется голову в другую сторону. — Почему ты так в этом уверена?

Я вытягиваю руку, указывая на него.

— Ну, для начала, ты немного