class="p1">— Что означает татуировка над твоей грудью? — он вдруг зацепился взглядом за вязь арабского письма, которую я набила в память о том месте, которое изменило мою жизнь навсегда, — Очень красивая, искусная работа, она пробуждает желание глянуть весь текст… — Тангир ухмыльнулся уголком губ продолжая и будто хорошо зная, что вязь письма тянется по всей груди, — …целиком.
— Не играйся со мной, мальчик, — я стала перебирать вилкой в руке точно так же, как он, и Тангир это заметил, тут же переведя взгляд на мою ладонь.
Однако я не ожидала, что он схватит её и потянет на себя, обернув запястьем вверх и рассматривая другие надписи на моей коже:
— А вот и конец святого писания, агент. И не стыдно вам такие вещи на бренное тело набивать? — он плавно, с силой провел пальцем по запястью, вдоль места, где начиналась кисть, а следом наклонив голову на бок, медленно осмотрел меня опять, чем вызвал странное чувство раздражения.
Желание схватить его за горло, и прижать наглой рожей к столу, лишь за то, что он посмел проявить ласку к такой, как я. Посмел проявить нежность. Потому что иначе подобное я назвать не могла. И это мгновение заставило в груди подняться из пыли нечто такое, природы чего я не знала.
— Это интересно… — послышался шепот из приоткрытых губ, а я вздрогнула, потому что Тангир совершенно точно следил за моим пульсом на запястье, продолжая смотреть мне прямо в глаза, — Очень интересно.
— И что же ты нашел интересного в подобном? — при всём желании прибить его и раздражении, при всём идиотизме подобной ситуации, я так и не смогла отнять руки, не смогла убрать кусок своего тела, которое не понимало, что вообще с ним происходит.
— Посмотрим. Я пока не знаю. Но однозначно знаю, что теперь мне перестала быть интересна ЭТА дыра. И раз отправлять меня к праотцам не хотят. Я сам найду способ, как туда добраться, — он плавно отпустил мою руку, и стал тереть палец о палец так, словно на его ладонях что-то осталось после прикосновения ко мне, — Вернее этот способ сам нашел меня.
Я бросила взгляд на несчастных под столом и холодно спросила:
— Зачем людей калечить?
— Потому что они калечили.
— Это причина? Ты что судия? — я хохотнула и вскинула брови.
— Нет. Неудавшийся палач той Клетки, которую сжёг, — он повел головой и прищурился.
Опять ухмыляясь, Тангир отпустил цепи кандалов мужчин, которые тут же сорвались с места и как могли проковыляли почти бегом прочь.
— Любишь подчинять? — я сложила руки на груди, пытаясь скрыть, что чувство дискомфорта от его прикосновения никуда не делось.
— Это моё любимое занятие, — ответил Тангир и отправив кусок мяса из моего подноса в свой рот, продолжил, — Как и твоё, агент. Однако у меня остаётся вопрос? Я хочу знать причину, по которой из смертника решили сделать пушечное мясо? И постарайся чтобы причина была веской. Я хотел сдохнуть как император, это желание у меня не пропало, потому я слушаю. Каков способ прикончить меня, но при этом использовать?
— Это интересно, — я стала повторять его слова, и смотреть прямо в глаза, — Посмотрим. Я пока не знаю.
— А вы несказанно забавны, госпожа агент.
"Как и ты… Потому что я сегодня впервые в жизни ощутила настоящее мужское прикосновение. И это плохо. Это не то, что нужно Монике Эйс от Чжи Тангира…"
— Смотри-и-и!!! Хорошо смотри! Так чтобы запомнить надолго! — собачья пасть брызгала на моё лицо слюной, прошивая каждую клетку тела своим животным взглядом, убивая во мне этим всё человеческое.
Не знаю что такое боль. Может это когда ты сломал что-то? Неудачно упал, или неудачно сел. Может это когда тебя болит голова от недосыпа? Или просто болит хоть что-то… Это и есть боль? Тогда что же чувствовал я?
Что я ощущал, смотря на то, как сквозь разорванные вещи, проступала нежная кожа, а её лапала грязная ладонь, со скрюченными пальцами. Она прикасалась к моей коже, к моему человеку, к моей женщине, оставляя кровавые полосы.
Что тогда боль, когда ты смотришь как самый дорогой и любимый человек умирает на твоих глазах не просто в муках. Нет. Ми Ран уходила в агонии из боли, слёз, стонов отчаяния и мольбы. Она рыдала и молила помочь ей, а я не смог. Ничего не мог, потому что меня поломали точно так же, только убив не только тело, но и разум, сердце и душу.
Растерзали как мою жену, на грязном полу склада. Изнасиловали и надругались точно так же, как над ней, прямо на моих глазах.
Я помнил как обливался слезами и в отчаянии орал так, что рвал горло. Хорошо помню, как пытался спасти её, но мне переломали и руки, и ноги, так чтобы всё что я смог — доползти на локтях до её мертвого тела и кричать, просить небо вернуть её, умолять Ми Ран открыть глаза и посмотреть на меня.
Что тогда боль, если не это? Что тогда агония, если не вид оскалившейся пасти твари, которая хохоча, продолжала дышать. Этот ублюдок продолжал изрыгать словами. Он говорил, много и с чувством, но я не слышал. Я не чувствовал уже ничего. Ни своего избитого в кровь тела, ни дыхания, ни голоса, ни даже стука сердца в груди. Я лишь смотрел на то, как посинели мягкие губы, каким жутким налетом пыли покрылось светлое лицо, в какой грязи были пряди каштановых волос, цвет которых на солнце отливал насыщенно красным оттенком.
Смотрел и молился, чтобы меня убили. Чтобы один из псов этой твари всадил мне пулю в лоб, или вонзил нож прямо в мертвое сердце. Пусть так, но хватит. Пусть смерть, но следом за ней, чтобы не чувствовать ничего и дальше. Чтобы забыть всё это одномоментно, уже и сейчас…
Однако… Это ведь всё сказки? Так? Как же! Мне, и подарить такой шанс на искупление и забвение в смерти. Нет, это слишком большая роскошь для такого, как я. Слишком большая и настолько ценная, что простой парень Тангир её уж точно не заслужил.
Я мог бы сказать, что первая любовь это самое светлое и самое волнительное чувство в жизни любого человека. Однако для меня, моя первая любовь стала последней. Обратилась в проклятье, написанное кровью на моём теле. Его слова вырезаны ржавым ножом прямо на коже, из которой годы сочится только кровь,
