от позорного отступления. Нет уж. Это вчера я была замерзшая и размякшая. Сегодня я не стану без боя сдавать границы!
- Видимо, родители не научили тебя, что брать чужие вещи нельзя? - продолжает потешаться Семен.
- Так же как тебя не учили, что чужие вещи нельзя портить!
Он довольно скалится, прищуривается. И я никак не могу отделаться от ощущения, что медленно, но верно он загоняет меня в угол, выбраться из которого будет непросто.
- То есть это такая маленькая женская месть?
- То есть это мне нечего надеть! Потому что ты испортил мою одежду, а сумку куда-то стащил!
- Правда думаешь, что мне нужно твое барахло?
Вообще я так, естественно, не думаю. Ну, не похож Терехов на мужика, который будет тряпки прятать специально. Нет, такой придет и…
Ой, мамочки. Опять не туда мысли свернули.
- Если не нужно, так возьми и принеси!
- А ты ничего не попутала? - угрожающе тихо спрашивает мужчина. Я уже жалею, что не сгладила углы, а ляпнула прямо первое, что пришло в голову. - Или может, думаешь, что если раздвинула ноги, то теперь будешь тут командовать?
- Да ты…
- А ну, заткнись и послушай, - рявкает Семен, делая шаг в моем направлении. - Ты здесь на птичьих правах. Не понравится, как даешь - выброшу на улицу в снег. Будешь чесать языком - выброшу на улицу в снег. Заикнешься о том, что какая-то несправедливость - выброшу! Уяснила?!
- Я, может, несогласная! - взвизгиваю, возмущаясь его словами. - Ты в конец обалдел здесь!
- Знаешь, что будет, если ты не согласна с моими правилами? Догадаешься или озвучить? Правильно! Выброшу на улицу!
- Ах ты, козел! Мудак! Тварь!
Я совершенно перестаю себя контролировать. Терехов сначала замирает, мрачнеет, а затем шагает ко мне. Я пытается сохранить дистанцию между нами и забегаю за круглый стол.
- Что, рассчитывала, что я понесу тапочки в зубах какой-то там безотказной шлюшке, готовой дать, лишь бы не остаться на улице?
Больше я не думаю, хватаю графин, который попадается под руку и швыряю в мужчину. Тот ловко уклоняется, а графин попадает в стену и оказывается слишком хрупким.
- Такие, как ты, должны сидеть за решеткой! И я этого так не оставлю! Засажу тебя! Опять!
- В таком случае такие, как ты, должны стоять на коленях с раскрытым ртом и сосать! - рявкает Терехов. - На большее ты не способна!
Он обходит стол с одной стороны, я - с другой, несусь к двери.
- А ну, стоять! - орет Семен, когда я поскальзываюсь и лечу на пол. Прямо на ворох осколков, один из которых, как оказалось, упал очень и очень неудачно для меня…
- 12 Таня -
- Идиотка! - слышу, пока сама лежу на полу и в ужасе смотрю на осколок, который точит острием вверх прямо рядом с моим лицом.
Господи боже мой! Еще чуть-чуть и…
Мой испуг напрочь затмевает боль в руках и коленях. И лишь когда Семен резко поднимает меня, она становится такой отчетливой, что я вскрикиваю.
- Отпусти! - шиплю, дергаясь от его прикосновений. Злые слезы выступают на глазах. Мне кажется, что в этот момент я настолько жалкая неудачница, что все эмоции, которые я так старательно сдерживала, прорывают плотину и выливаются в настоящую истерику. - Отпусти, придурок!
- Уймись, бешеная! - рявкает на меня Терехов. - Я помочь хочу!
Замолкаю и даже дергаться перестаю, настороженно глядя на его хмурое лицо, пока сам Семен рассматривает осколки, которые впились в ладони и коленки. Я просто мастер попадать в идиотскую ситауции! Надо же было настолько удачно приземлиться.
- Сиди и не рыпайся, - приказывает он и, наконец, отпускает мои ладони. Поднимается на ноги и куда-то уходит. А я так и сижу на полу среди остатков графина. Ну, вот какого черта я его швырнула?
Разглядываю раны - вроде неглубокие. Как сказала бы Дашка - царапины. Но это она привычная. Я-то нет…
Папина принцесса…
Мне хочется быть сильной, надавать сдачи Терехову, если не в прямом смысле, то хотя бы фигурально! За всего его скабрезности и оскорбления!
Но я не могу придумать как. Каждая моя попытка заканчивается провалом, и я в итоге оказываюсь в еще худшем положении, чем раньше.
Хозяин дома возвращается с коробкой, которой оказывается аптечка. Я молчу. Понимаю, что сейчас лучше его не злить.
Каждое движение Семена показывает, насколько он в теме того, что делает. Как-то раз я застала отца за подобным. Приехала к нему в офис, а он там… шил рану. Сам себе.
Это был наш с ним маленький секрет - ведь он строго запретил рассказывать матери и волновать ее этим.
Возможно, именно поэтому я стойко терплю, когда Терехов поочередно извлекает осколки - мелкие и покрупнее, промывает раны перекисью, заклеивает.
Мне чудится в каждом жесте забота. Но это, конечно же, ерунда - просто, очевидно, мужику нужна кукла для развлечения в рабочем состоянии. Вот и все.
Другой вопрос, что я не собираюсь оставаться в этом положении. Но это после.
- Сейчас будет больно, - предупреждает вдруг Терехов, а я вскрикиваю от неожиданности. - Лучше наложить шов. Маленький.
Смотрит на меня исподлобья.
- Что? Накладывай, раз взялся играть в медсестру, - грублю в ответ.
Взгляд Семена темнеет, снова наливается тем самым азартом, который был и вчера. А я нервно сглатываю. Ну дура…
- Совсем нет чувства самосохранения? - спрашивает, гипнотизируя своим этим взглядом. - Думаешь, папочка прибежит за тобой и спасет? Так вот у меня для тебя новость, принцесса - ни хера он не найдет, даже если вдруг прискачет. Я в любой момент успею от тебя избавиться, едва он только подойдет к границе территории.
Его голос звучит ровно и уверенно. И честное слово, я ему верю в этот момент. От и до.
По спине пробегает мороз. Я же и правда надеялась, что на крайний случай меня найдет папа. Пусть и вернувшись из отпуска. А если все так, то… Что мне делать?!
Пока я пытаюсь как-то осознать истинное положение вещей, Терехов вдруг прикасается к моим губам пальцами, испачканными в моей же крови. Проводит, а я завороженно смотрю на это и, сама не понимая зачем, облизываю след. Чувствую металлический привкус, а после Семен проталкивает пару пальцев мне в рот. И я… не сопротивляюсь.
Опять эта чертова магия, которая включается, подавляя все разумные мысли.
Невольно откликаюсь на его призыв и посасываю пальцы, на что получаю довольную ухмылку.
- Рабочий рот тебе пригодится, принцесска.
До меня как-то не сразу даже доходит его оскорбление. А когда доходит, я дергаюсь, отворачиваюсь, но не успеваю отстраниться, как оказываюсь усаженной на бедра к Терехову. Лицом к