С некоторым облегчением я понял, что расслышал слова Коди правильно, однако теперь следовало выяснить, что значит «кыш». Неужели Рита именно так и сказала? Может, я, сам того не зная, сделал что-нибудь ужасное? Но ведь это нечестно! Мне нравится делать ужасное в твердой памяти и с удовольствием. К тому же наш медовый месяц лишь вчера закончился… Как-то уж слишком резко, да?
— Насколько я в курсе, никуда я уходить не собираюсь. Вы уверены, что ваша мама сказала именно так?
Они синхронно кивнули, а Эстор добавила:
— Угу… Сказала, это для тебя сюрприз.
— Еще бы, — отозвался я, чувствуя, что не заслужил ничего подобного. Я даже растерялся. Но потом позвал детей: — Идемте скажем ей, что я никуда не пойду.
Дети взяли меня за руки, и мы вошли в дом.
Внутри витал дразнящий аромат чего-то странно знакомого, но экзотичного, как будто роза вдруг запахла тыквенным пирогом. Запахи шли с кухни, куда я и повел мой маленький отряд.
— Рита? — позвал я.
В ответ звякнула сковородка.
— Еще не готово! — откликнулась жена. — Это сюрприз!
Слово «сюрприз» всегда звучит зловеще — разве что кроме дня рождения… и даже тогда, но я все равно смело шагнул в кухню.
Рита в фартуке хлопотала у плиты, не обращая внимания на растрепанные светлые прядки на лбу.
— У меня неприятности? — поинтересовался я.
— Что? Нет, конечно, нет! С чего… Ай, черт! — Она облизнула обожженный палец и стала энергично помешивать содержимое сковородки.
— Коди и Эстор говорят, что ты меня выгоняешь, — начал я.
Рита уронила лопаточку и встревоженно обернулась.
— Выгоняю? Зачем бы я… — Нагнулась за лопаточкой и вновь занялась сковородкой.
— Значит, ты не говорила мне «кыш»?
— Декстер, — нервно отозвалась Рита, — я пытаюсь приготовить для тебя особенный ужин и ужасно стараюсь ничего не испортить! Можно, мы потом поговорим?
Она бросилась к столу, схватила мерный стакан, поспешила опять к сковородке.
— Что ты готовишь? — спросил я.
— Тебе ведь так понравилась еда в Париже… — Жена сосредоточенно размешивала нечто в мерном стакане.
— Я люблю поесть, — согласился я.
— Вот я и захотела приготовить для тебя настоящий французский ужин. Французский киш[17]!
Она произнесла это со своим фирменным отвратнофранцузским акцентом, и в мозгах у меня забрезжило.
— «Киш», — повторил я, оборачиваясь к Эстор.
— Кыш! — кивнула она.
— Да что же это! — снова вскрикнула Рита, на этот раз безуспешно пытаясь засунуть в рот обожженный локоть.
— Идемте, дети, — объявил я голосом Мэри Поппинс. — Я вам объясню на улице.
И повел их из дома на задний двор. Там мы все уселись на ступеньке.
— Значит, так, — сказал я. — Вы просто недопоняли.
Эстор затрясла головой — как это недопоняли, ведь она все-все-все на свете знает!
— Энтони сказал, это такой акцент, вроде испанского! Она сказала «кыш».
— «Киш» — это по-французски, — объяснил я. — Мы с вашей мамой пробовали это блюдо во Франции.
Эстор недоверчиво качала головой:
— Кто же по-французски говорит?!
— Во Франции некоторые говорят. И даже здесь кое-кто, как и ваша мама, думает, что говорит.
— И что же это значит? — упрямилась девочка.
— Такой пирог специальный, с сыром, — сказал я.
Дети переглянулись, снова посмотрели на меня. И как ни странно, тишину нарушил Коди:
— А пиццу все равно закажем?
— Непременно, — подтвердил я. — Ну как, попинаем мячик?
Коди прошептал что-то на ухо Эстор, сестра кивнула.
— Ты можешь научить нас делу? Ну, знаешь, тому, другому? — попросила она.
«Другое дело», которое она имела в виду, означало, конечно же, Темное искусство, которому следовало обучаться Детям Декстера, моим последователям. Я недавно обнаружил, что эти двое, с детства травмированные жизнью со своим биологическим отцом, который постоянно бил их стульями и мелкими домашними приборами, становятся по-настоящему Моими Детьми, Двойниками Декстера. Как и у меня, у них остались шрамы до конца жизни, их навсегда вырвало из плюшевой действительности в бессолнечную пустыню грешных удовольствий. Уж очень энергично им хотелось играть в запрещенные игры, а я мог показать им единственный безопасный выход — Путь Гарри.
И впрямь, сегодня вечером мне было бы по-настоящему приятно устроить для них небольшой урок, этакий шажок назад, к нормальной жизни. Медовый месяц оказался самым тяжким испытанием для моей притворной благовоспитанности; меня тянуло ускользнуть обратно в тень и отполировать клыки. Почему бы не взять с собой и детей?
— Ладно, — сказал я. — Зовите приятелей, погоняем вместе мячик, и я вам покажу кое-что полезное.
— Пиная мяч? — Эстор надула губы. — Нам это неинтересно!
— Почему я всегда у вас выигрываю? — намекнул им я.
— Не всегда!
— Иногда я поддаюсь, чтобы и вы гол забили, — важно сообщил я.
— Ха! — фыркнул Коди.
— Все дело в том, — продолжил я, — что я умею двигаться бесшумно. Зачем это может понадобиться?
— Подкрадываться к людям, — ответил непривычно разговорчивый Коди. Приятно было посмотреть, как новое хобби помогает замкнутому мальчику выбраться из своей скорлупы.
— Именно. Игра для нас как тренировка.
Дети переглянулись, и Эстор потребовала:
— Сначала покажи, а мы потом всех позовем.
— Ладно. — Я поднялся и повел их к изгороди между нашим и соседским двором.
Еще не стемнело, но тени делались длиннее. Мы встали возле изгороди, в сумрачных зарослях травы. Я на миг прикрыл глаза; в темноте на заднем сиденье шевельнулось нечто, и я поддался шороху и шелесту черных крыльев, чувствуя, как сливаюсь с тенями, вливаюсь во тьму…
— Ты что? — воскликнула Эстор.
Я открыл глаза. Брат и сестра таращились на меня так, словно я только что съел ком земли. Пожалуй, трудновато будет объяснять им сложные концепции вроде слияния с темнотой. С другой стороны, я сам все затеял, куда деваться…
— Во-первых, — начал я, пытаясь говорить логично, но ненавязчиво, — нужно расслабиться и представить, что вы часть окружающей вас ночи.
— Сейчас не ночь, — возразила Эстор.
— Тогда станьте частью раннего вечера, ясно? — сказал я. Эстор посмотрела на меня с сомнением, но промолчала, и я продолжил: — Так вот. Внутри у вас есть нечто. Это нечто нужно разбудить и научиться слушать. Понимаете?
