они старались чаще проводить время вместе в прогулках. Оказалось, что парк в городе далеко не один, и что до набережной идти тоже не так уж и далеко. Они лепили снеговиков, делали снежных ангелов и играли в снежки. Возвращались в общежитие промокшие, но весёлые. Милана говорила, что ей с ним правда весело. Правда? Наверное.
На лекциях они всегда садились рядом, и если выпадала возможность, то вместе ходили от общежития до универа. Но с какого-то момента она начала от этого уставать. Её раздражало, что Лёша клал руку ей на колено во время лекции, потому что из-за этого она едва ли могла сконцентрироваться на материале. К тому же, он никогда не останавливался только на этом. Он притягивал её колено к себе, и клал её ногу на свою. В это время Милана продолжала попытки написания конспекта. Она каждый раз шёпотом просила его этого не делать, но ему, видимо, казалось, что она лишь подыгрывает, изображая этакую застенчивую жертву.
Лекции шли дальше, в конспектах стали появляться дыры, и Милану это сильно раздражало. После одной из лекций она подошла к Алексею и сказала, что ей всё это серьёзно не нравится, и что из-за него не должна страдать её учеба, а учеба действительно страдала – и её, и его. Лёша сказал, что понял её. Однако, Милана всё равно была не довольна исходом ситуации. Проблема на самом деле заключалась в то, что хоть ему и нравилось усердие Миланы, для него это было лишь милой шуткой, ребячеством.
Лёша любил всю эту науку – но интересовался он чем-то совсем другим. Его жизнь была наполнена другими вещами и другой красотой. Его друзья были теми людьми, на которых Милана никогда не стала бы тратить своё драгоценное свободное время, и тем более в тех размерах, в которых это делал он. Для Лёши они были самыми близкими людьми, единомышленниками и братьями по разуму: они смеялись над одними и теми же шутками, имели относительно всего одно мнение на всех. Милана же для него была красивой редкой диковинкой – чёрной жемчужинкой, которая буквально сама приплыла в его руки, и ему нужно было просто сжать ладонь, а затем – гордиться своей удачей, может быть, даже хвастаться. Я уверена: если бы не эта возникшая из ниоткуда влюбленность, они никогда бы не стали общаться. Размышляя о друзьях Лёши, на ум приходит: «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу кто ты»… И если с Лёшей всё понятно, то кто тогда Милана? Кто её друзья?
Горечь ночного кофе.
Тонкая кисть руки.
В каждом твоём слове –
Дым от ночной тоски.
Тихий красивый вечер.
Запах и полумрак.
Твои и мои плечи.
В комнате полный бардак.
Я растворяюсь в дымке,
В тонких запястьях рук,
И я промолчу, что ты мне
Больше, чем просто друг.
За окном была метель. Они сидели на Лёшиной кровати под пледом, пытаясь согреться. Я слышала, что февраль там выдался очень холодным. Лёша лез целоваться, а Милана позволяла ему это делать.
– Э-эй, крошка…
– Картошка, – её равнодушный сарказм возвращал в реальность.
– Что-то не так?
– Нет, всё отлично.
– Ты какая-то…
Она тяжело вздохнула и закатила глаза.
– Ну просто… – Милана решила поднять этот разговор снова, – мне с тобой очень хорошо, но я… я нихрена не успеваю.
– Да не бойся ты, успеешь. Кстати, мой сосед на этих выходных уезжает домой. Проведём вечер вместе?
– Ох… постараюсь тогда всё доделать до выходных.
– Если что, ты можешь заниматься здесь, у меня.
Вот только чем заниматься?! Но Милана не стала возражать.
– Хорошо, договорились, – она мило улыбнулась, и Лёша принялся рассуждать, как было бы здорово уехать в тундру и пасти там оленей, не обращая внимание на округлившиеся глаза Миланы: что он несёт?
Сосед, которому, видимо, дали понять, что родителей навещать нужно как можно чаще, стал теперь уезжать еженедельно. Милана всё чаще застывала в каком-то недовольном напряжении, и Лёша упорно твердил, что ей это совершенно не к лицу.
– Тебе нужно просто хорошенько отдохнуть. Завтра в общаге геологического факультета намечается большая пьянка. И мы обязательно должны сходить.
– Нет. Иди один, я – не любительница больших компаний.
– Но я очень хочу, чтобы моя любимая девушка пошла со мной, – он притянул её к себе.
– А чтобы твоя девушка разобралась с проблемами в учебе ты не хочешь?
– Да какие у тебя могут быть проблемы? Ты же в топе!
– Я была в топе, когда весь семестр училась сутки напролёт! А теперь я уже реально отстаю, мне нужны хотя бы одни выходные, Лёш!
– И что, тогда ты была счастливее, чем сейчас?
– Слушай… Правда. Я там никого не знаю, у меня просто ну… ну нет настроения участвовать в этой попойке, – Милана ушла от ответа, так и не решившись сказать ни «нет», ни «да».
– Я со всеми тебя познакомлю, солнце.
– А как же домашка?
– Да что тебе эта домашка?
– Её нужно делать, чтобы быть в курсе, что мы проходим…
– Милана, ну что ты за девчонка, перестань. Мы идём на эту вечеринку.
– Хорошо, любимый. Я подумаю, ладно?
– Ну вот, уже лучше, – Лёша поцеловал её в лоб.
Придя в назначенное время в комнату Миланы, он обнаружил её в домашнем платье, читающей книгу.
– Что делаешь?
– Читаю.
– Что это?
– Прата, С++.
– О, Господи, да зачем?
– Не знаю, просто так.
– Отвратительно. Я так понимаю, ты никуда не идёшь?
– Да.
Он тяжело вздохнул.
– Ну, как хочешь, – и дверь за ним захлопнулась.
На вечеринке было ожидаемо весело. Кто-то выжил, кто-то – не очень. Лёша сказал, что был не прав, когда давил на неё, и она сказала, что раз он это понял, значит, всё хорошо.
По выходным, лежа вдвоём на одноместной скрипучей общажной кровати, они разговаривали о том, что случилось за неделю. Лёша рассказывал, как ездил с друзьями по магазинам, как они меняли что-то в машине его друга, рассказывал про тренировки по волейболу и так далее. Каждый следующий его рассказ был короче предыдущего, и в итоге, на каком-то моменте они сошли на краткое «ничего».
Милана рассматривала потолок. Её мучила бессонница. Лёша спал. Милана рассматривала потолок и думала о том, что происходит.
Жизнь – это то, на что ты её тратишь.
Пока Алексей спал, Милана оплакивала свои ошибки. Её слёзы крупными каплями скатывались на подушку, и сквозь горькую пелену ей казалось, что вновь ожившие предметы комнаты тоже участвуют в этой панихиде.
