Кроме того, я полагаю некорректным термин «спецслужбы» по отношению к изучаемым мной учреждениям в период до 1905 г., и его также игнорирую в своей работе.
Есть сложности и с корректным наименованием тех явлений, которые были объектами внимания со стороны политической полиции. Принципиально важным для моего исследования – и аутентичным делопроизводственной переписке – является термин «легальный», исследование которого в литературе о государственном аппарате рубежа XIX–ХХ вв., по большому счету, отсутствует. Речь идет о тех людях и институтах, которые действовали не в подполье, а легально, это в первую очередь касается самоуправления, периодической печати, общественных организаций, профессуры64. Определение «легального» содержится в 3-й главе настоящего исследования, в целом же я использую в качестве обобщающего собственный термин «легальное пространство», что облегчает исследовательскую презентацию материала, несмотря на отсутствие подобного объединяющего термина в бюрократическом языке рубежа XIX–ХХ вв.
Историографическая традиция рассматривает «либералов» в качестве составной части так называемого общественного движения, однако что такое «общественное движение» в целом? В литературе о политической полиции этот вопрос не решен во многом по причине того, что не становился объектом целенаправленного исследовательского внимания.
Аутентичные же термины, которые пользовались большой популярностью в делопроизводственной переписке деятелей политической полиции, а затем – и в их воспоминаниях – это «противоправительственное движение» и «революционное и оппозиционное движения».
С революционным движением, его границами, участниками, методами борьбы с ним и т.д., всё более-менее понятно; это была приоритетная тема для советской историографии65, сохраняется к ней интерес и в современных исследованиях66.
Общественное движение как объект внимания политической полиции выглядит размытым. М.А. Осоргин под общественным движением, видимо, понимал легальное партийное67. О культурно-просветительских учреждениях и их деятельности как объектах внимания политического сыска писал Н.П. Ерошкин68. В.Г. Дорохов в параграфе об общественно-политическом движении относит к нему студентов, учителей и социал-демократов69. О политических партиях и общественных движениях упоминает Ю.А. Реент70. Ч. Рууд и С. Степанов в период после 1905 г. включают в «либеральное движение» такие разнохарактерные явления, как профсоюзы, Союз союзов, организаторов банкетной кампании 1904 г. и масонов, уделяя приоритетное внимание последним (10-я глава их книги так и называется «Протоколы, масоны, либералы»). Рууд и Степанов критикуют политическую полицию за «активную деятельность против оппозиционного движения во главе с либералами» вместо того, чтобы предложить верховной власти «сотрудничать с либералами во имя политического переустройства Российской империи»71. Очевидная из этого утверждения значимость «либералов» как объекта внимания политической полиции противоречит содержанию самого исследования, сконцентрированного на политическом сыске и революционерах.
В литературе по политической полиции часто используется еще один термин – «оппозиционное движение»72, однако и его внятная дефиниция отсутствует. «Оппозиционное движение» мимоходом, без расшифровки упоминается во многих работах о политической полиции – Е.Е. Гладышевой, В.Г. Дорохова, Н.Д. Ерофеева, В.А. Ефремова, А.В. Островского, З.И. Перегудовой, Ю.А. Реента, М.С. Чудаковой и др.73 Д.И. Шинджикашвили под «буржуазно-оппозиционными кругами» понимал масонов74. В.Е. Коронкевич использует понятие «оппозиционное движение» как объединяющее все противоправительственные течения75. З.И. Перегудова ставит знак равенства между общественным и оппозиционным движениями и включает в него профсоюзы, кооперативные организации, страховые кассы, легальные просветительские, благотворительные общества, библиотеки, образовательные курсы, публичные лекции, профессиональные съезды, а в социальном плане – «прогрессивную интеллигенцию» и земских служащих76. Ю.А. Реент, в свою очередь, ставит знак равенства между «оппозиционным» и «либеральным», понимая под этим течение, «разделявшее крайние политические прослойки общества» и включавшее «в свои ряды либерально настроенную интеллигенцию и буржуазию» – деятелей конституционно-демократической, октябристской партий, партии правового порядка, прогрессистов и масонов. Более того, Реент объединяет эти организации понятиями «умеренности» и «либерального консерватизма»77, что явно расходится с их оценкой в историографии дореволюционного российского либерализма (см.ниже). В.С. Брачев упоминает о роли «либералов» в развитии революционного движения в России, ссылаясь на записку заведующего Особым отделом Департамента полиции Л.А. Ратаева мая 1902 г.78 Любопытно, что на те же записки Ратаева ссылается (и делает из них те же выводы) исследователь не политической полиции, а либерализма начала ХХ в. К.Ф. Шацилло – так, он пишет о том, что под «оппозиционным» заведующий Особого отдела Департамента полиции Ратаев в 1902 г. имел в виду «либералов»79. Однако Ратаев в своих записках этого периода80 обычно оперировал понятием «оппозиционного движения», не упоминая «либералов» вообще (см. об этом во 2-й главе данного исследования).
