Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70
– Иди ты…
– Значит, мой океанский лайнер, будешь бороздить просторы. Только ты можешь это сделать: там снежищу намело!
– Иди ты?
– Давай друг. Страна ждет от тебя подвига.
Он пытался шутить, но на душе кошки скребли. Прозевал, проморгал, проворонил. А Серебрякова предупреждала… Барышев пошел вниз, одеваться, Алексей нехотя направился штурмовать дверь люкса. Когда он уходил, Серебрякова еще не ложилась. Наверняка Ирина Сергеевна крепко спит.
Он вздохнул и постучал в дверь:
– Ирина Сергеевна, это Леонидов, откройте!
Она же, как будто ждала под дверью, открыла сразу, без лишних вопросов:
– Что случилось?
– Мне нужна ваша видеокамера. У вас ведь вчера была видеокамера? Вы снимали сотрудников, когда они… – Алексей замялся. – Гуляли? Пьянствовали?
– Тогда уже их никто не снимал, – усмехнулась Серебрякова. – И не я, Калачевы снимали. Паша снимал, Валера Иванов. Камера действительно моя, но пользовались ею вчера все.
– Ясно. Каждый руку приложил. Павел Петрович лежит в холле мертвый, Ирина Сергеевна.
– Паша? Не может быть! Почему Паша? – она растерялась. Потом вдруг спросила:
– А снег уже перестал?
– Нет. Идет. А кто, по-вашему, должен там лежать? Есть какие-то версии? Поделитесь. И при чем здесь снег?
– Не знаю. То есть снег ни при чем. Ночью я смотрела в окно: шел густой снег.
– Вы что, вообще не ложились?!
– У меня последнее время бессонница. А как он умер?
– С балкона упал. Возможно, что это несчастный случай. Дайте, пожалуйста, вчерашнюю кассету. И еще… Чистая у вас есть?
– Конечно!
– Зарядите и оставайтесь пока здесь. Зрелище не из приятных. И улики. Надо все заснять, пока не затоптали.
– Да, Алексей… У меня есть мобильный телефон. Если надо вызвать милицию…
– Не надо. То есть Барышев пошел в главный корпус. Они там сами сообразят, что делать и кого надо вызывать.
Леонидов сунул в карман кассету с записью вчерашнего празднества, взял видеокамеру и вышел в коридор. В холле все было без изменений: у ножки стола по-прежнему лежал Павел Сергеев. Его остекленевшие глаза без всякой надежды глядели на балкон, в перилах которого по-прежнему зияла огромная дыра.
Перво-наперво он взял крупным планом тело коммерческого директора, потом наехал камерой на стол, уставленный грязной посудой, захватил испачканный кровью угол стола, пол, окурки, остатки еды…
«Как стадо мамонтов пробежало! – подумал кисло. – Нет, ничего здесь не выловишь!» Но работу свою он по привычке делал тщательно.
Не переставая снимать, Алексей поднялся по лестнице наверх, в щитовую мансарду. На третьем этаже, у проломленной в фанере дыры, стояла банка из-под маринованных огурцов, наполовину заполненная окурками. В углу мансарды валялось несколько пластмассовых бутылок из-под колы, алая лента и детский резиновый мячик.
Все это он добросовестно заснял, хотя мячик-то уж точно никакого отношения к убийству не имел. Просто ночью на балконе резвились дети.
Леонидов подошел к самому краю, взял план сверху, заснял застывшее в нелепейшей позе тело коммерческого, сдвинутую мебель, стараясь ничего не упустить, потом снова спустился в холл. Отдельно снял Пашино мертвое лицо с царапиной на щеке, разорванную рубашку, ворот, испачканный в яркой губной помаде. По том напряг память: чья помада? Похоже, что Норы. А с другой стороны… И он безнадежно вздохнул.
Ему захотелось пить. Поборов отвращение, Алексей взял один из пустых стаканов. Вроде бы из него никто не пил. Повертев стакан в руке, вновь тяжело вздохнул:
«Еще несколько минут относительного покоя, а потом начнется! Кто-то непременно захочет позавтракать, выйдет в холл и завопит. Хорошо, что я встал первым. А то бы уже началось! Визг, топот, ахи, вздохи… Дурдом, короче. И зачем я послушал Сашку? Зачем поехал? Самоуверенный идиот! Никто тебя здесь не боится!»
Он налил в стакан виноградного сока, выпил. Во рту стало противно. Глянул на початую бутылку водки и с трудом поборол соблазн. Лучше покончить с этим сейчас. Ибо надо работать. Алексей присел на диван. Сейчас они были наедине с коммерческим директором. Паша молчал. Леонидов тоже молчал. Все тело ломило, голова болела. А хорошо вчера погуляли!
Он боялся нарушить это безмолвие: перешагнуть из пассивного состояния в активное, боялся сдвинуться с места. Как хорошо просто сидеть на диване! Ведь сейчас придется учинять допрос и подозревать буквально всех! Кроме Сереги Барышева, которому он доверяет. И его жены. И, разумеется, своей. А остальные? Серебрякова? Почему она не спала?
Наконец Алексей решился: поставил на стол пустой стакан и поднялся с дивана. Вдруг он услышал, как скрипнула дверь. Итак, акт второй. Те же и…
Глебов?
В холле появился заспанный Борис Глебов и замер, глядя на лежащее на полу тело. Потом удивленно спросил:
– Он что, здесь спал? На полу?
– Кто?
– Паша. – Леонидов наконец сообразил, что Глебов сути происходящего не понимает.
– Он не дышит, Борис Аркадьевич.
– Простите, я контактные линзы еще не надел, – и Глебов близоруко прищурился. – То есть как это – не дышит? Что значит – не дышит?
– Это значит, что он умер.
– Как это – умер? Отчего?
– Идите к себе в комнату, на завтрак мы не пойдем. И не из-за Паши. Там снегу намело. А дорожку еще не расчистили. Наш коттедж крайний, у самого леса. Я вас позову, когда надо будет переносить тело.
Глебов не двигался, и Алексею пришлось, крепко взяв его за плечо, сопроводить к дверям номера, из которого уже испуганно выглядывала перепуганная Тамара Глебова.
– Что случилось? – шепотом спросила она.
– Только не надо кричать. Не сразу, – предупредил он, вручая ей мужа. – Паша умер. Не выходите пока в холл.
Справившись с первым решившим позавтракать, Алексей тяжело вздохнул и направился поднимать с постели Нору. В крепости ее нервной системы он был уверен.
Коммерческий директор Павел Сергеев мог зарезервировать для себя только номер люкс. Потому что он по жизни был «люксовый» парень. И девушка у него была класса люкс, и машина. В квартире Алексей не был, но был уверен: она такая же. Поскольку все три люкса на втором этаже были заняты Серебряковой, Калачевыми и семьей Ивановых, Паше достался тот, что на первом.
Алексей стал барабанить в дверь безо всяких церемоний. С женщинами типа Норы он не церемонился никогда. На что она отвечала полным презрением. Как, например, сейчас. Дверь она категорически открывать не хотела.
– Елена… Черт возьми! Я не помню вашего отчества! Елена, откройте! Откройте, а то я окно с улицы разобью! И все равно войду! Открывай, чтоб тебя… – и он добавил пару нецензурных выражений.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70
